Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 4

Пока в Москве принимали Шиг-Алея, Сафа-Гирей Казанский уже вторгся в наши пределы и злодействовал в Нижегородской области; храбрые, но малоопытные в ратном деле жители города Балханы вышли ему навстречу, но были разбиты; затем нижегородские воеводы, князь Гунодров и Замыцкий, сошлись было с татарами для боя, но скоро отступили от них. Узнав про это, правительница приказала обоих примерно наказать и заключить в тюрьму, а на их место отправила Сабурова и Карпова, которые разбили наконец татар и бывших с ними черемис.

С целью наказать как следует казанцев Москвою и было заключено перемирие с Литвой, после которого мы не замедлили отправить в начале 1537 года свои войска на восток против Сафа-Гирея, тщетно пытавшегося взять Муром. Заслышав о приближении московских полков, он поспешил удалиться в Казань. В это время как раз пришло известие в Москву об убийстве Ислама Крымского, а затем и требование Саип-Гирея, объединившего под своей властию всех крымских татар, не вмешиваться в казанские дела.

В собранной думе правительница и бояре порешили, что не следует начинать войны с Крымом из-за Казани в данное время и что можно будет помириться с Сафа-Гиреем. если он пришлет своих послов в Москву просить мира. В таком смысле и был составлен ответ Саип-Гирею Крымскому, в котором государь писал:

«Для тебя, брата моего, и для твоего прошенья я удержал рать и послал своего человека к Сафа-Гирею; захочет он с нами мира, то пусть пришлет к нам добрых людей, а мы хотим держать его так, как AtA и отец наш держали прежних Казанских царей. А что ты писал к нам, что Казанская земля юрт твой, то посмотри в старые твои летописцы, не того ли Земля будет, кто ее взял? А как дед наш милостию Божиею Казань взял и царя свел, того ты не помнишь! Так ты бы, брат наш, помнил бы свою старину и нашей не забывал».

Таким образом, Москва, вынужденная силой обстоятельств на уступку Крыму, сделала это по обычаю так, чтобы ничем не уронить своего достоинства.

Отношения с Литвой, Крымом и Казанью были важнейшими внешними делами в правление Елены; кроме того, она подтвердила со шведским королем Густавом Вазою перемирие на 60 лет, причем по старине шведские послы отправились в Новгород и вели там переговоры с московскими наместниками; Густав Ваза обязался не помогать ни Литве, ни ливонским немцам в случае их войны с нами.

Затем был подтвержден и прежний договор с Ливонией, причем магистр ордена и Рижский архиепископ убедительно молили великого князя о дружбе и покровительстве. Искали также союза с Москвой воевода молдавский и хан астраханский.

Деятельно занимаясь подавлением крамолы среди близких себе сильных людей и сложными внешними отношениями, Елена Васильевна обращала большое внимание и на внутренние дела; особенно заботилась она о создании новых крепостей и городов, а также о восстановлении сгоревших от пожара: Перми, Устюга, Ярославля, Владимира и Твери. Ею же, по мысли покойного мужа, был обнесен стеной Китай-город в Москве.

В числе распоряжений Елены Васильевны необходимо отметить запрещение обращения в народе поддельных и обрезанных денег, которые во множестве развелись еще при жизни Василия Иоанновича и причиняли страшное зло в торговле; незадолго до его смерти много людей было предано за это в Москве лютой казни: иным отсекли руки, а другим вливали кипящее олово в рот. Правительница, воспретив вовсе обращение поддельных денег, приказала их перечеканить и выделывать из гривенки 3 рубля, или по 300 денег новгородских, тогда как в старых было только 250. «Прибавлено было в гривенку новых денег для того, – говорит летописец, – чтобы людям был невелик убыток от испорченных денег». При этом вместо прежних изображений на монетах великого князя с мечом в руке он стал изображаться теперь с копьем, а новые деньги называться копейными (копейками).

Так правила государством за малолетством Иоанна великая княгиня Елена Васильевна до 3 апреля 1538 года; в этот же день, в два часа дня, будучи в полном цвете лет, она неожиданно скончалась. Барон Герберштейн говорит, что ее отравили, и этому, конечно, можно верить. Мы видели, что Москва, собирая Русскую землю под свою власть, собрала также у самого государева престола и все ядовитые пережитки древней удельной Руси, принесшей столько зла Русской земле. У многих новых московских бояр из бывших удельных князей осталось глубокое сожаление об утраченных правах своих предков и явилось чувство жгучей зависти к московскому великому князю. Мы видели, с какой злобой вспыхнула эта боярская крамола, как только скончался Василий Иоаннович, и как твердо и беспощадно, поддерживаемая князем Иваном Овчиной-Телепневым-Оболенским, подавляла ее правительница: зная злобу против себя, она, вероятно, постоянно ожидала смерти от лихого зелья и не ошиблась в этом.