Валерий Чудинов: Тайные знаки древней Руси

Однако если в естествознании или математике национальность ученого роли не играет, поскольку нет математики русской, или немецкой, или польской, то в гуманитарных знаниях такие различия есть, и историография одной и той же страны существенно зависит от того, историк какой национальности ее исследует. Скажем, если бы историю России писал поляк, он обязательно указал бы на роль России в четырех разделах Польши, на провал похода Тухачевского в 1920 году против Варшавы, на расстрел польских офицеров в самом начале Второй мировой войны под Катынью и т. д. В современных курсах истории России все эти эпизоды либо едва намечены, либо вообще опущены. Более того, появились публикации о том, что при раскопках под Катынью было обнаружено, что пули и гильзы вокруг расстрелянных польских офицеров, а также жгуты, которыми им связывали руки, имеют германское, а не русское происхождение, то есть поляков расстреляли не красноармейцы, а части вермахта. Я привел эти данные лишь для того, чтобы показать, что для историка при создании им историографии чужой страны очень большую роль играют обиды своего собственного народа, даже если они и не имеют объективной основы или, что чаще бывает, эта объективная основа весьма эфемерна.

Естественно, что, если историографию России будет писать немец, он постарается провести через нее германскую точку зрения и припомнить России все ее явные или мнимые утеснения Германии. Скажем, поражение Германии в Первой мировой войне будет подано не как закономерный результат столкновения с Россией, а как цепь трагических случайностей, дружеский акт СССР, позволивший Германии конструировать и испытывать в обход Версальского договора новое оружие на нашей территории, а также готовить военных специалистов вермахта – как коварство Сталина, нападение Гитлера на СССР – как вынужденную меру в виду угрозы Германии со стороны СССР, создание ГДР – как оккупацию Германии Советским Союзом (при этом втрое большую часть Германии, занятую США и другими странами, этот историк зоной оккупации признавать не будет) и т. д. Иными словами, в этой историографии Германия будет выглядеть белой и пушистой, а СССР и Россия – неуступчивой, агрессивной и даже подлой.

Правда, сразу же возникает недоуменный вопрос: зачем же в таком случае привлекать к написанию истории России немцев? Разве нет весьма эрудированных русских ученых, способных проводить в науке русскую точку зрения? Разумеется, есть, и они существовали во все эпохи. Но если во главе государства стоит немец или немка, то, разумеется, монаршему оку будет ближе немецкая позиция. А если она проводится в момент создания академической традиции, то эта точка зрения будет воспроизводиться и позже.

Существовала ли отечественная историография до XVIII века?Что за вопрос? Конечно же, да! В одной из ранних историографий того же века, написанных В.Н. Татищевым (1686–1750) в его «Истории Российской», содержится глава 4, где имеется раздел «Истории до Нестора». В нем, в частности, говорится: « Между такими неведомыми Нестору и забвенными историками есть Иоаким, первый епископ новгородский, о котором хотя нигде, чтоб он историю писал, не упоминается, но это не дивно, ибо видим других многих: Нифонта новгородского и пр., в главе б показанных. Сия же, которую я при окончании труда моего получил, думается, совершенно более древнего писателя, нежели Нестор, как сведущего в греческом языке, так и в истории искушенного. Хотя нечто и баснословное, по тогдашнему обычаю внесено, по обстоятельствам крещения новгородцев точно показывает о себе, что есть Иоаким епископ. Он приехал в Русь с другими епископами в 991-м (гл. 48), и определен в Новгород, умер в 1030-м. Другое обстоятельство, что хотя так много разных манускриптов древних я имел, как в гл. 7 показано, однако ж, многих в них обстоятельств, положенных в прологах и польских историях, не нахожу, а здесь почти точно как там или яснее тех положены. Следственно, оные сочинения не иначе, как из этой истории брали…, что далее будет показано» (ТАТ, т. I, с. 51). Таким образом, древнейшим летописцем в историографии XVIII века признавался не киевский монах Нестор, а новгородский епископ Иоаким. Кроме того, существовал и летописец Нифонт новгородский.

Удревнение истории в первые века существования русского государства.Даже стартовав с киевского монаха Нестора как наиболее древнего летописца, средневековая историография постепенно стала продвигаться ко все более раннему времени. Вот что пишет, например, А.И. Богданов, называя «Повесть временных лет» Нестора ПВЛ, текст «Начального свода» XI века НС, а текст «Сказания о русских князьях» X века – Древнейшим сказанием, ДС: «Смысл переделок и значительного расширения рассказов о ранней истории Руси в XI и XII веках с точки зрения летописеведа совершенно ясен. Первоначально история начиналась Ольгой. Год ее прихода к власти – первый в собственно русской истории, соответствующий мировой хронологии. Она – первый правитель Руси, названный по имени при византийском и германском дворах. В конце X века автор ДС описал жадность и смерть Игоря, чтобы показать, в каких условиях начала действовать Ольга. Только в конце XI века в НС попали князья Аскольд и Дир, Рюрик и Олег. Подвиги Игоря и особенно произведенного в князья Вещего Олега были ярко расписаны ПВЛ в начале XII века. Княгиню оттеснили на второй план, но из истории государства не вычеркнули (это много позже сделали историки). Более того, живописные рассказы о князьях и вставленные в текст ПВЛ договоры с греками были прямым откликом на совершенное Ольгой в Царьграде, явной попыткой уподобить легендарных князей-разбойниковреальной великой правительнице» (БОГ, с. 39). Так что недовольство существовавшей историографией возникает вместе с возникновением русского государства.