Указанные резолюции завершаются коллективным заявлением в Исп. Комитет, помеченным 7 марта и подписанным несколькими десятками членов Совета, с требованием, чтобы «Времен. Правительство безотлагательно приняло самые решительные меры к сосредоточению всех членов Дома Романовых в одном определенном пункте под надлежащей охраной народной революционной армии». Мотивом этого «сосредоточения» (термин «ареста» не употреблен) выставляется «крайнее возмущение и тревога в широких массах рабочих и солдат, (ни одной солдатской резолюции за этот день не отмечено) тем, что «низложенный с престола Николай II Кровавый, уличенный в измене России, жена его, сын его Алексей, мать его Мария Федоровна, а также все прочие члены Дома Романовых находятся до сих пор на полной свободе и разъезжают по России и даже на театр военных действий, что является совершенно недопустимым и крайне опасным для восстановления прежнего режима и спокойствия в стране и в армии и для успешного хода защиты России от внешнего врага».
Так было в Петербурге. В другом столичном центре, в Москве, еще более определенно проявлялась инициатива верхов. Местные «Известия» № 4, определенно большевистского направления, требовали 5 марта заключения Царя в тюрьму. Поставлен был этот вопрос «в более мягкой форме» и вызвал «горячие дебаты» и в Комитете Обществ. Организ. 6 марта. «Хотя нельзя сомневаться в силе революционного движения, – говорилось на собрании по отчету “Рус. Вед.”, – но для общественного успокоения необходимо прекратить свободу передвижения отрекшегося от престола Николая II: бывшему Императору должно быть предложено место жительства без права перемещения из него». В результате прений Комитет доводил до сведения Правительства, что он видит в свободном передвижении бывшего Царя опасность и просит «подвергнуть Царя и членов его семьи личному задержанию» 8 8 Очевидно, раздражение, вызванное отъездом царя в Ставку, проявилось не только в среде Испол. Комитета в Петрограде, как это представлялось Набокову (см. его воспоминания).
.
Подлинное настроение масс с достаточной очевидностью сказалось в Москве на другой день, когда в Москву прибыл Керенский. Мемуарист так изображает сцену, происшедшую в заседании Совета 7 марта: «Отвечая на яростные крики – “смерть Царю, казните Царя”, Керенский сказал: – “Этого никогда не будет, пока мы у власти”». «Временное Правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию, я сам довезу его до Мурманска». – Так написано в русском тексте воспоминаний Керенского, в иностранном издании автор подчеркивает, что он вынужден был сделать намек и разоблачить правительственный секрет в силу настойчивых (aves tant de vehémence) требований Московского Совета. – «Вся атмосфера изменилась, словно под ударом хлыста», когда был поднят вопрос о судьбе Царя. Ответ Керенского вызвал, по его словам, в советских кругах величайшее негодование против Временного Правительства.
Московские газеты того времени несколько по-иному освещают характер собрания, – не только буржуазные «Русские Ведомости», но и соцалистическо-меньшевистский «Вперед». – «На эстраде стоит петербургский гость с широкой красной лентой, весь бледный, красный букет в его руках дрожит. Он говорит, что отдал русскому пролетариату и крестьянству в лице Совета свою жизнь и просит доверия. Бурные крики: «Верим, верим…» – и новая овация. Затем на вопросы, заданные из среды собрания: «Где Романовы?», Керенский отвечает: «Николай II покинут всеми и просил покровительства Временного Правительства… Я, как генерал-прокурор, держу судьбу его и всей династии в своих руках. Но наша удивительная революция была начата бескровно, и я не хочу быть Маратом русской революции… В особом поезде я отвезу Николая II в определенную гавань и отправлю его в Англию… Дайте мне на это власть и полномочия». Новые овации, и Керенский покидает собрание.
Позже в заседании Совещания Советов 1 апреля политический единомышленник министра юстиции с.р. Гедеоновский подтверждал, что заявление Керенского «вызвало целую овацию». Тему о «Марате русской революции» новый генерал-прокурор затронул и в других московских собраниях, который он посетил в тот день. В Совете присяжных поверенных, где ему был поставлен вопрос: «Всех беспокоит судьба Николая II». «Судьба династии в руках Времен. Правит. и в частности генерал-прокурора, – ответил Керенский. – Никакой опасности для нового строя члены династия не представляют. Все надлежащие меры приняты». Раздались отдельные голоса, спрашивавшие о правильности слухов, «будто бы Романовы на свободе», а Николай II в Ставке и в собрании солдатских и офицерских делегатов, министр вновь успокоительно отвечал: «Романовы в надежном месте под надежной охраной» 9 9 В это время царь еще не был арестован.
. Это заявление вызвало новые «овации», но аудитория сразу «замерла», потому что переутомленному оратору стало дурно. Вероятно, он сквозь туман воспринимал в этот день действительность, которая потому и отпечаталась в его памяти в формы, не совсем соответствующие тому, что было. Троцкий в своей «истории» будет уверять читателей, что декларация Керенского в Москве 7 марта встречалась восторженно дамами и студентами, но низы всполошились: «от рабочих и солдат шли непрерывные требования – арестовать Романовых». Соответствующие данные, однако, Троцким не приведены.
Читать дальше