Юрий Иляхин - Китай кусочками. Часть II

Что тогда произошло, что совпало в тот апрельский день?

Солнце и голубое небо, вечное течение воды, аромат трав и цветов, близкие друзья, хмельная радость праздника, радость весны, радость жизни? Бывают моменты счастья, которые ты хотел бы пережить снова, повторить, как понравившуюся игру с друзьями в детстве, – но на другой день та же игра уже совсем иная: мозаика, произвольно сложившись с непостижимым совершенством один раз, не воспроизводится, как ни старайся.

С годами и столетиями ценность «Предисловия…» становилась все выше и выше, пока танский император Тай-цзун (599—649) не выкупил его у потомков Ван Си-чжи. Он велел сделать копии. Они-то и дошли до нас, оригинал же, согласно легенде, император приказал захоронить вместе с собой в подземном мавзолее. Древние копии считаются национальным достоянием.

У Ван Си-чжи учились и учатся каллиграфы и художники всех по-колений. По сей день мастера и начинающие приезжают в Шаосин, в Орхидеевую беседку, чтобы побродить по бамбуковой роще, посидеть на камнях у ручья и вдохновиться талантом предков. И ей-богу, сидя у ручья на теплом валуне и глядя на стайку пескарей, скатывающихся вниз и снова поднимающихся против течения по солнечному дну, я тоже чувствовал себя чуть-чуть каллиграфом, благо возле ручья лежали кисти, можно было макать их в воду и писать на камне иероглифы, исчезающие на глазах, и это было спасительно хорошо, поскольку мои каракули вряд ли можно назвать каллиграфией (я и по-русски-то пишу, увы, как корова хвостом).

Здесь каждый становится немного художником и поэтом. А если еще, примостившись в теньке, откупорите фарфоровую бутылочку похожего на медовуху шаосинского вина, «разжигающего кровь, но оставляющего голову светлой»… Его лучше пить подогретым, достаточно даже лишь на время оставить кувшинчик на припеке. Солнышко согреет. Стихи польются сами собой.

Когда же вдруг под рукой не оказывается китайского поместья и Шаосин далеко, можно отправиться на берег любимой речки или озера, сесть под родной ивой или под сосной, а может, березой, откинуться на траву или на песочек, посмотреть в небо – вдохновение придет.

– Художники и каллиграфы всегда слушают сердце, – сказал Мудрец Сун. – Они подчиняются чувствам, пусть даже переменчивым. Как-то пятый сын Ван Си-чжи, его звали Ван Хуэй-чжи, в снегопад выпил вина и решил навестить своего друга, поэта, который жил выше по реке. Целый день он плыл, а когда приблизился к горе, где стоял дом друга, вдруг повернул лодку назад. Его спросили, как же так, ведь ты почти приехал? Ван Хуэй-чжи ответил: «Было настроение – и прошло».

Хотите пожить другой жизнью? Настоящей китайской? Хотите ощутить себя китайским мудрецом-книжником или ученым, отягощенным пятитысячелетним знанием? Для этого неплохо для начала купить длинный шелковый китайский халат, веер, а к ним – домик на улице Люличан в Пекине. Это обитель антикваров, книголюбов и художников.

Лучше, конечно же, купить домик с крытой резной верандой-галереей на втором этаже. Тогда в знойный день, ближе к вечеру, когда спадает столичная жара, вы можете выйти на воздух, обмахиваясь веером и посматривая сверху вниз на суетящихся внизу простолюдинов и толчею инострашек-«лаоваев». В руках желательно держать томик Конфуция, поэта Ли Бо (по-нашему, по-местному – Ли Бая) или же, на худой конец, Льва Толстого (Ле-фу То-эр-сы-тай). С костяной закладкой. На китайском, конечно, языке.

«Эх, хорошо, красота! Так и сделаю. Куплю и веер, и халат, и домик! И дело с концом!» – думаете вы. С восторгом. А вот и нет! Никто вам не поверит, что вы просвещенный человек, достойный почтительного внимания и преклонения. Никто не поверит, и народец не обнажит в поклоне голову, и инострашки не защелкают камерами, и прелестная девушка не замрет от восхищения, глядя снизу вверх на фигуру в халате и с веером в руке в лучах заката… ежели вы не обзаведетесь четырьмя драгоценностями книжника.