Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Важным моментом в истории московского боярства было присоединение к Московскому княжеству соседнего Переяславля—Залесского, который в XIII веке получил значение центра большого княжения. Условия для утверждения боярства и создания боярских фамилий, прочно связанных с определенными княжескими династиями в Переяславле, конечно, возникли раньше, чем в Москве. Свидетельством большого значения боярства в Переяславле может служить хотя бы слово Даниила Заточника, с его выпадами против боярства. Это древнейший памятник, в котором сказывается антагонизм между боярством и дворянством. В Переяславле должны были основаться те боярские роды, которые группировались вокруг Александра Невского и частично потянулись за своим князем из Новгорода в Суздальскую землю, когда герой Невской битвы сделался великим князем. Присоединение Переяславля к Москве положило начало переходу переяславских родов ко двору более сильного московского князя.

Впрочем, нельзя представлять себе дело так, будто боярские фамилии обязательно были въезжими в Москву из каких—либо других городов. Подавляющая часть московских боярских родов была местного происхождения. Московское боярство, можно сказать, само росло параллельно с ростом значения Москвы как города.

В Бархатной книге, как на это указывал в свое время Н. П. Лихачев, знатнейшие боярские роды, за исключением Радши, помечены без родоначальников, выехавших из Немцев или из Прус. Это и соответствовало их действительному происхождению. [464]

Летописи только случайно говорят о боярских дворах, но отдельные летописные заметки все—таки проливают некоторый свет на характер боярского жилища в средневековой Москве.

Особой известностью пользовался в Москве двор князей Патрикеевых. Уже основатель этого знатного рода, князь Юрий Патрикеев, поставил двор, на котором в 1446 году стоял великий князь Василий Темный по возвращении в Москву из плена. Двор по наследству перешел к его сыну, князю Ивану Юрьевичу. Рядом с ним построились его «братаничи», двоюродные братья. Патрикеевы жили в Кремле в непосредственной близости к Боровицким воротам, там, где, по московским преданиям XV века, некогда стояла первая московская церковь. Они быстро расширили свои владения по направлению к Тимофеевским воротам, где купили по крайней мере три дворовых места.

Не позже 1491 года великий князь Иван III выменял у Ивана Юрьевича его дворовые места в Кремле и дал ему новые в Кремле же, всего 6 мест. При всей ограниченности площади кремлевских дворов, шесть дворовых мест должны были занять довольно большую территорию. Из духовной Ивана Юрьевича Патрикеева, умершего в 1499 году, выясняется, зачем ему понадобилось несколько дворовых мест. Большой боярин жил в окружении многочисленной дворни. У него имелись свои вооруженные холопы, стрелки, псари, хлебопеки, бронники, повара, садовники, портные, обслуживающие боярские нужды. [465]

Боярский двор в городе во всем напоминал боярскую усадьбу в деревне, только соответственным образом был меньшим по занимаемой им площади. Городской двор являлся неотъемлемой принадлежностью боярского землевладения. Тесно связанные с политическими событиями, в фокусе которых находился княжеский дворец, бояре большую часть своей жизни проводили в Москве, но главные их богатства, основа их могущества – земельные владения, лежали вне Москвы.

Знатнейшие боярские роды имели свои усадьбы в непосредственной близости к городу. Городские дворы бояр были своего рода крепкими замками, во всяком случае, считались надежными местами для заключения опасных политических соперников московских князей. Так, в 1368 году на Гавшине дворе сидел под стражей тверской князь Михаил Александрович. По такому же поводу упоминается Белеутов двор, на котором сидела жена суздальского князя Семена Дмитриевича, скрывавшаяся в Мордовской земле и плененная по приказу великого князя. [466]

Невольно рисуется картина крепкой боярской усадьбы с обширными хоромами, окруженными прочным забором или частоколом. В таких усадьбах и жили бояре, окруженные младшими родичами, слугами и холопами.

Загородные боярские усадьбы XIV–XV веков, конечно, весьма отдаленно напоминали увеселительные подмосковные времен Елизаветы Петровны и Екатерины II, где большие господа отдыхали среди буколической природы, подстриженной по французской моде или организованной на живописный английский образец.