Михаил Тихомиров - Труды по истории Москвы

Печатное дело требовало не только технического мастерства, но и определенного литературного таланта. Большие и витиеватые послесловия к книгам, сочиненные первопечатниками и утвержденные царем и митрополитом, – источник очень своеобразный и пока еще не изученный. Чего стоит, например, изложение титула Лжедмитрия в Апостоле 1606 г., напечатанного «повелением благочестия поборника и божественных велений изрядна ревнителя, благовернаго и христолюбиваго исконнаго государя всея великия Росии крестоноснаго царя и великаго князя Дмитрия Ивановича всея Росии самодержца».

В Москве сосредоточивались лучшие художники и мастера тогдашней России. Они принимали участие в росписи московских соборов и церквей, расписывали Грановитую палату с ее аллегорическими изображениями, выполняли большие иконописные композиции, подобные изображению воинствующей церкви в Мироваренной палате в Кремле. Из Москвы посылали архитекторов для строительства городов. Сюда собирали лучших зодчих, подобных Барме и Постнику, строителям Покровского собора (Василия Блаженного). В Москве находились любители, своего рода болельщики того времени, восхищавшиеся новыми постройками. «Во дни благочестиваго царя и великаго князя Федора Ивановича всея Русии, – читаем в одном летописце, – зделаны верхи у Троицы и у Покрова на рву розными образцы и железом немецким обиты и от пожару от самаго не бысть верхов на тех храмех». [796]Под пожаром, видимо, понимается большой пожар Москвы в 1571 г.

Как говорилось выше, Москва давала для страны лучших пушечных и колокольных мастеров. Странные и необычные замыслы различного рода технических усовершенствований предлагались иногда царскому двору. Об одном из таких любопытных случаев рассказывает летописец. Некий человек из Твери заявил, что он может делать золото. Его привели в Москву и заставили делать опыты, но «не дашася ему такая мудрость». Царь приказал боярам пытать тверского алхимика вместе с его учеником. Алхимик оправдывался тем, что он, как и раньше, кладет в сосуд зелье и водку, однако, ничего не получается. Не выдержав мучений, оба алхимика отравились ртутью «и в той муке и преставися». [797]

Москва была своего рода законодательницей мод. По московским образцам старались одеваться щеголи того времени, карикатурные изображения которых дал в своих посланиях митрополит Даниил.

Лучшие образцы вооружения и конских уборов обозначались почтительным термином «на московское дело». В столицу собирались со всех концов страны для покупки различного рода товаров. Одним словом, Москва XVI в. была застрельщиком всего нового, что создавалось в стране. Недаром русские люди горько оплакивали разорение своей столицы интервентами. «Преславная, но и паче превеликая Москва, – восклицает Катырев—Ростовский, – коль немилостиво раскопана и тяжкими пореваема падении, и стрелницы твои высоки низу опровержеся». Тот же автор дальше добавляет: «Слышанна же сия бывшая победа во всех градех московских, яко превеликая Москва разрушена и раскопанна, и плакашеся о таковой победе вси людие». [798]

В непосредственной близости к столице, на ее окраине располагались большие монастыри, служившие и оборонными фортами.

К Замоскворечью примыкал Донской монастырь, основанный в 1592 г. или несколько позже, когда в нем была построена каменная церковь Донской Богоматери, сохранившаяся до настоящего времени. Донской монастырь имел прозвание, «что в обозе», так как он стоял на месте русского лагеря (обоза) при войске, защищавшем в 1591 г. Москву от набега крымского хана Казы—Гирея. [799]

Поблизости от Москвы—реки, на южной окраине столицы стоял Данилов монастырь, считавшийся старейшим московским монастырем, поставленным князем Данилом Александровичем. Впрочем, древность монастыря не соответствовала его бедной обстройке. Зато своими церквами, башнями и стенами выдавался Симонов монастырь, лежавший на другой стороне Москвы—реки. Женский Новодевичий монастырь прикрывал столицу с запада. Это была особо почитаемая обитель благодаря постригавшимся тут аристократкам – своеобразный московский Сен—Сир XVI в., за высокими стенами которого скрывалось множество разбитых женских сердец. В непосредственной близости к столице «на Крутицах», высоком обрывистом берегу Москвы—реки, возвышалась резиденция Крутицких епископов, позже митрополитов, с ее каменными церквами, сохранившимися до нашего времени.