Михаил Бару - Непечатные пряники

Читатель ждет уж рифмы «все пропало, разруха, разворовали, уехали в Москву на заработки охранниками»… Не дождется. Не разрушили, не разворовали и не уехали в Москву. Старое советское оборудование заменили новым – финским и итальянским, собрали новую бумагоделательную машину, стали выпускать переплетный и гофрированный картон отличного качества, и даже местная футбольная команда «Бумажник» разгромила, правда на своем поле и с перевесом всего в один мяч, команду из Вышнего Волочка.

В двенадцатом году на главной площади Кувшинова, напротив Народного дома, который построила Юлия Михайловна Кувшинова, поставили ей бронзовый памятник. На этой, почти сахарной ноте надо бы и закончить рассказ о Кувшинове 5 5 Понятное дело, что не все так хорошо, как хотелось бы. И Осугу в мае этого года отравили так, что от воды за версту несло сероводородом и рыба мертвая всплыла вместе с бобрами, и понятно, что отравить ее некому, кроме как… известно кому, и переход на современное импортное оборудование на фабрике вместе с автоматизацией привел не только к увеличению выпуска продукции, но и к сокращениям. Уезжают из Кувшинова не только рабочие, но и специалисты. И местные депутаты с местными властями… такие же, как и везде. Впрочем, гладко бывает только на бумаге. Особенно на кувшиновской. . Я бы и закончил, кабы не прошелся по коридорам Народного дома и не побывал в музее. Плохо Народному дому. Последний ремонт в нем делали, кажется, еще при Кувшиновой. В коридорах пахнет сыростью, плесенью и неисправной канализацией. Татьяна Васильевна Кузьмина, хранительница музея, рассказала мне, что крыша у дома течет. Могла бы и не рассказывать – это видно невооруженным глазом в каждой комнате и каждом зале дома. Однажды, ближе к ночи, проезжал мимо Кувшинова самый главный из справедливых россиян – Сергей Миронов. Пожелал он осмотреть музей. Вызвали из дому по боевой тревоге Татьяну Васильевну, и битый час рассказывала она Миронову об истории Каменской бумажной фабрики. В конце рассказа не удержалась и попросила высокое начальство помочь с ремонтом крыши. Начальство пообещало непременно помочь, кого надо приструнить и денег на ремонт выдать. Засим оно напустило сладких розовых слюней в книгу отзывов музея, витиевато расписалось и укатило то ли на Селигер к молодым нашистам, то ли в Москву, греть в Думе начинающее остывать кресло.

В музее есть еще один памятник Кувшиновой. Его к двухсотлетию фабрики изготовили рабочие. Его на площади не поставишь, поскольку сделан он из гофрированной бумаги и гофрированного картона. Надо сказать, очень искусно сделан. Точно из такого же картона изготовлены любимое кресло Кувшиновой и столик с гнутыми ножками, на котором стоит бумажная ваза с бумажными лилиями, старая фотография кувшиновской фабрики в резной картонной рамке и маленькая, в четверть метра ростом, бумажная фигурка женщины с пышной прической, в платье с буфами и бантиком, с веером в руках и крошечным, исписанным микроскопическими буквами письмом в руках. У ног картонной Юлии Михайловны стоят женские кожаные ботинки. Те самые, которые она носила. От времени, от сырости в музее голова Кувшиновой немного наклонилась к правому плечу, и от этого вид у скульптуры несколько задумчивый и печальный 6 6 Над последней, завершающей фразой рассказа о Кувшинове я долго ломал голову, но она у меня так и не получилась. Сначала я написал, что на гранитный постамент стоящего на площади памятника Юлии Кувшиновой постоянно залезают маленькие дети, которых у нее не было в прошлой жизни, и, цепляясь за складки ее бронзового платья, чтобы не упасть, ходят и ходят кругом памятника, как неученые котята по цепи… Я хотел, чтобы фраза была красивой, но не слишком, а получалось слишком. Пусть уж будет без нее. Захотите – сами придумаете. .

Владимирова Л. А. История Каменской бумажно-картонной фабрики // Из истории тверского предпринимательства. Тверь, 2008. С. 54–57.

Село Каменное на старых открытках. Каталог. Издание юбилейное, к 2010-летию Каменской бумажно-картонной фабрики. / Составитель А. Н. Семенов. Тверь, 2009. 40 с.

В уездные города Костромской губернии всегда въезжаешь с облегчением и радостью. Чем дальше в глубь губернии заберется город – тем облегчение больше, поскольку пытка костромскими дорогами наконец-то заканчивается. В Солигалич, который расположен на самом севере области и дальше которого дороги нет, въезжаешь с облегчением таких размеров… что оно уже и по-другому называется. Директор местного краеведческого музея в ответ на мои жалобы касательно качества дорожного полотна, которое, кажется, состоит из одних перегородок между дырами в асфальте, посмеялась и сказала, что до восемьдесят четвертого года прошлого века никакого шоссе между Костромой и Солигаличем вовсе не было, а были бревна, которые укладывали в дорожную колею между этими городами. Езда по этим бревнам была сущим мучением – автобус мог пройти (именно пройти, а не проехать) девяностокилометровое расстояние от Солигалича до Галича только за полдня 7 7 Улицы самого Солигалича были заасфальтированы только в девяносто пятом году. Если быть точным, то заасфальтировали чуть больше половины – тридцать восемь улиц из шестидесяти четырех. . Впрочем, при советской власти тем солигаличанам, которые хотели быстро попасть, к примеру, в Кострому, достаточно было купить за три рубля билет и на рейсовом кукурузнике долететь до столицы области меньше чем за час. Теперь след этих кукурузников в небе над Солигаличем не только простыл, но даже и заледенел. Приходится ездить по дороге, которую как заасфальтировали почти тридцать лет назад, так и… гостиницу «Солигалич», построенную лет сто назад, не ремонтировали, кажется, лет триста.