Виктор Устинов - Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию?

На другой день, вместо центральных газет, вышли листы с небывало белой бумагой. То же и на третий день. Однако выступление это было услышано во всех уголках России, в котором, как набат, прозвучал призыв к объединению всех патриотических сил страны и к их действиям. Царь, напуганный этим выступлением, воспользовался поездкой на фронт и заехал в Киев, где жила его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, чтобы обсудить с ней положение дел в империи, потому что рядом с ним не было достойных и верных советников и он жил в полном одиночестве. Навсегда порвавшая с петербургским столичным обществом, и отторгнутая императрицей Александрой Федоровной от всякого участия в семейных делах царской семьи, Мария Федоровна блистала умом и мудростью и сохраняла свою приверженность к русскому началу во всяких начинаниях, что были нужны для пользы России. Имея общее мнение с великими князьями Александром Михайловичем и Павлом Александровичем, присутствовавшим на этой встрече, она посоветовала сыну немедленно освободить Штюрмера от обязанностей председателя Совета министров и назначить на этот пост министра путей сообщения Александра Трепова, известного в обществе своим умом и честностью, энергией и неподкупностью суждений [376]. Этот человек еще мог спасти монархию и империю, если бы Николай II осознавал всю угрозу своему режиму, как это осознавал Трепов, потребовавший при своем назначении на должность премьера удаления из правительства таких министров, как Протопопов и Бобринский, а из столицы таких людей как Распутин. Тщетно. Царь слушал только царицу Александру Федоровну, а та и в мыслях не допускала возможности расставаться с такими людьми. Как только ей стало известно о требованиях нового премьера, она написала Николаю: «Не подчиняйся такому человеку, как Трепов (которому ты не можешь доверять, которого ты не уважаешь)… Как Тр(епов) и Родзянко (со всеми злодеями) на одной стороне, так я в свою очередь, стану против них (вместе со святым божьим человеком) на другой. Не поддерживай их – держись нас», – взывала императрица к мужу в письме за 5 декабря [377]. Читая эти письма, нельзя обвинять императрицу в измене России, которую она любила и желала ей счастья и процветания. Она сама, как и ее муж, попала в прусский капкан, крепко скрученный врагами России, и, боясь за свою жизнь, а больше за жизнь мужа и детей, она была вынуждена подписывать своим именем все письма, которые готовили ей близкие сановники – воинственные пруссаки, возомнившие себя вершителями судеб других народов и государств. Под сокрушительными ударами союзных армий Антанты они медленно и неохотно, но все же расставались с безумной идеей о своем превосходстве над другими народами, но те, кто был рядом с венценосной семьей, не утратили повадок зверя и вся царская семья, оказавшись в их логове, в любой момент ждала смерти, если бы она вздумала вести патриотическую политику внутри своей страны. Новый председатель Совета министров Трепов, по возвращению из Ставки в Петроград, снова вернулся к своей просьбе исключения Протопопова из состава правительства и послал императору подготовленное решение о его отставке. «Ответственность несу я, – рискнул напомнить он Николаю II, – и поэтому, я желаю быть свободным в своем выборе» [378]. Но все усилия Трепова, добивавшегося отставки Протопопова и некоторых других членов кабинета натолкнулись на упорное противодействие царицы Александры Федоровны и Распутина. Бедная царица. Она не ведала, что творила. Страшась своего прусского окружения и в страхе потерять мужа и наследника, она защищала врагов своего отечества и требовала убрать подальше от власти тех, кто мог спасти еще династию, и к таким людям, безусловно, относился премьер Трепов.

Парламентарии не знали характера борьбы Трепова за состав правительства и отнеслись к его назначению настороженно, а когда новый премьер появился в Думе, чтобы изложить программу правительства, ему была устроена обструкция в знак протеста, что министром внутренних дел в его правительстве остается ненавистный им Протопопов. Такое отношение депутатов Думы только подлило масла в огонь и прусское окружение подтолкнуло Николая II к мысли избавиться, одновременно, как от Трепова, так и от парламента, закрытие которого они все время добивались, потому что из стен Таврического дворца раздавался мощный голос народного протеста против придворной клики, толкавшей страну к позорному миру с Германией. За две недели до отставки Трепова, Николай II сообщает императрице детали готовящейся им расправы над только что назначенным премьером: «Противно иметь дело с человеком, которого не любишь и которому не доверяешь, как Тре(пов). Но раньше всего, – объяснял он супруге, – надо найти ему преемника, а потом вытолкать его – после того, как он сделает грязную работу. Я подразумеваю – дать ему отставку, когда он закроет Думу. Пусть вся ответственность и затруднение падут на его плечи, а не на плечи того, который займет его место» [379]. Трепов проработал пять недель, удивив правительство сильными начинаниями и инициативами, в которых чувствовалась сильная рука и могучий взгляд на смелые преобразования в жизни страны, остановленные вместе с его отставкой. Царь одновременно освободил его и от поста министра путей сообщения, единственной отрасли в империи, которая, благодаря Трепову, функционировала еще нормально. Назначенный вместо него немец Кригер-Войновский сумел так расстроить железнодорожный транспорт, что, через два месяца, страна оказалась парализованной – из-за сознательного вредительства на дорогах, ведущих к фронту и к жизненно важным центрам России. Не по своему выбору и желанию, а под принуждением своего прусского окружения, назначал царь председателями правительств Горемыкина, Штюрмера и Голицына, и не по своей воле он снимал с этого поста Коковцова и Трепова; политика как внутренняя, так и внешняя, вершилась в министерстве императорского двора, являвшегося тюрьмой для монарха и его семьи.