Федор Успенский - Первые славянские монархии на северо-западе Европы

На могущее быть столкновение между Ростиславом и Карломаном указывает фульдский летописец под 858 г. К этому времени нужно отнести и конец деятельности Прибины. Убит ли он в войне с Ростиславом (Шафарик, т. II, кн. II, с. 293), или Карломан лишил его княжеского достоинства и вместе с сыном прогнал из Паннонии, неизвестно. Важно для нас то, что блатенские и моравские князья еще в 861 г. были враждебных между собою направлений: князь моравский стремится к национальной независимости, блатенский – дружит с немцами. Коцел, сын Прибины, утвержден был в правах блатенского князя не ранее 863 г., когда Карломан принужден был оставить управление Восточной маркой.

Гундакер получил маркграфство Каринтия, Коцель – Блатно.

Вероятно, совещания о походе против Моравии были нередки: не иначе можно объяснить предположения о походах, не приводимые в исполнение, – под 856 и 863 гг. у фульдского летописца.

Annal. Fuld. a. 864. Словам летописца едва ли следует давать много веры.

Летописи Мар. Скота, гильдесгеймская, гельверденская, ашафенбургская уже с 856 г. называют Ростислава королем моравским.

Annal. Fuld. a. 869. «В войне немцев со славянами убит был Гундакер, перешедший на сторону Ростислава… more Catilino dimicare volens».

Источники для церковной истории Моравии. Главным образом они сосредоточиваются около разнообразной и богатой последствиями деятельности Кирилла и Мефодия. Первое место между ними занимают официальные источники: письма, грамоты, инструкции, договоры и т. п., таких документов насчитывается до 27. Второе место занимают сказания о жизни Кирилла и Мефодия, разделяющиеся на два разряда: сказания латинские и сказания славянские.

Литературные труды по обработке источников и по историческому изложению жизни и деятельности Кирилла и Мефодия, равно как и по вопросу о церкви, богослужении в Моравии, многочисленны.

В Солуни не только в цветущее время империи разрабатывались науки и искусства, но занятия ими продолжались и в последующее время; Иоанн Камениата, уроженец солунский, свидетельствует, что в его время в Солуни преподавались красноречие, музыка, право и другие изящные науки и что город был наполнен студентами. В ряду ученых своего времени уроженцы солунские занимают самое видное место; во главе их стоит Евстафий, архиепископ Солунский, известный комментарием к Гомеру, живший во второй половине XII века; Феодор Газский, знаток греческого и латинского языка, переведший на латинский Аристотелеву историю животных; Симеон, архиепископ Солунский, Константин Гарменопул, Камениата, Константин и Мефодий и др.

Главный источник – паннонские жития: 1) Житие Константина философа, нареченного Кирилла, изданное Бодянским по многим спискам в Чтениях в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских, 1863 г., II кн. и 1864 г., II кн.; 2) Житие блаженного отца нашего и учителя Мефодия, архиепископа Моравьска в Чтениях за 1865 г. I кн. Об отце их и занимаемой им должности так говорится в житии Кирилла: «В селунъстем же гради бе муж некыи, добророден и богат, именем Лев, предръжа сан другареск под стратигом». Мы по преимуществу следуем паннонским житиям, и вот на каких основаниях. Сказания о жизни Кирилла и Мефодия составляют второй разряд источников для истории их. Сначала между сказаниями первое место занимала так называемая итальянская легенда, изданная в 1668 г. Геншепом; ею и поверялись другие сказания; затем, после Добронского, в число первостепенных источников для жизни святых братьев принято было греческое житие Климента, епископа Величского. Оно писано было учеником Климента, как доказал Миклошич, издавший его в 1847 г.

Говоря о сказаниях, имеющих предметом своим жизнь братьев Кирилла и Мефодия, Гинцель так высказывается о задаче историка при обращении с ними: «В отношении легенд о Кирилле и Мефодии задача критики определена весьма ясно – это отделить в них историческую истину от баснословия. Так как важнейшие моменты жизни святых апостолов ясно указаны свидетельствами точных и достоверных источников (официальных в противоположность сказаниям, источникам неофициальным), то для моравской, чешской, болгарской, паннонской и всякой другой легенды является следующий закон: все вообще и все порознь, что в этих легендах противоречит данным тех достоверных документов, нужно обойти как ложь и неправду…» Абсолютно лучше этого закона ничего нельзя желать; но если эти официальные источники ясно выдают себя странной непоследовательностью, противоречиями, сбивающими с толку и строгих исследователей; если до невозможности трудно привести их в согласие между собой без привнесения посредствующих обстоятельств, без обращения внимания на ход тогдашних политических отношений; если, одним словом, эти официальные документы, для толкования и понимания их, требуют еще от исследователя догадок и соображений, чтения подлинного смысла их между строками; то, очевидно, должны при этом получить неофициальные источники не то значение, какое дает им Гинцель, – в данном случае несоответствие сказания с официальным документом требует от историка внимательной снисходительности к нему, проверки и критической работы над ним, а совсем не заподозрения его во лжи и неправде.