"Что делать", чтобы освободить крестьян от крепостной зависимости, а Россию от деспотизма, Чернышевский знал еще за десять лет до рождения Ленина, когда он напечатал в "Колоколе" Герцена от 1 марта 1860 г. письмо из России, подписанное псевдонимом "Русский человек". В этом письме сказано: "Наше положение невыносимо и только топор может нас избавить и ничто, кроме топора, не может. Перемените тон и пусть ваш "Колокол" благовестит не к молебну, а звонит набат. К топору зовите Русь!"
Через два года — в 1862 г. единомышленник Чернышевского Петр Заичневский (1842–1896) развил тему о "топоре" в печатной подпольной прокламации "Молодая Россия”, как бы предуказывая будущие пути ленинской революции. В ней говорилось: "Мы будем последовательнее великих террористов 1792 г. Мы не испугаемся, если увидим необходимость для ниспровержения современного порядка пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 1790-х годах… С полной верой в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой выпало на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: к топору! И тогда бей императорскую партию, не жалея, как не пожалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам. Помни, что кто тогда не будет с нами, тот будет против, кто против — тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами. Да здравствует социальная и демократическая республика русских”.
Стоит только сравнить язык "Молодой России” с языком официальных документов ленинской России, чтобы увидеть: то, что у народников было эмоциональным взрывом, революционной фантазией, у Ленина станет программой действий первых лет революции.
Идея "топора" Чернышевского и Заичневского была впоследствии разработана в виде цельной системы программы действия революционеров: во-первых, как нужно организовать в России социалистическую революцию и, во-вторых, какой и как надо ввести в стране социализм, минуя капитализм. Автором программы был Сергей Нечаев (1848–1883). Она изложена в двух его произведениях: "Катехизис революционера" и "Главные основы будущего общественного строя". Ведущая идея "Катехизиса революционера" — морально и допустимо все, что помогает успеху революции, ибо "цель оправдывает средства". Вторая работа посвящена характеру и содержанию будущего русского коммунизма. Критика Марксом нечаевского социализма звучит сегодня как критика нынешнего советского социализма. Маркс писал, что у Нечаева принцип "производить для общества как можно больше и потреблять как можно меньше"; труд обязателен под угрозой смерти, царствует дисциплина палки. Маркс восклицает: "Какой прекрасный образец казарменного коммунизма! Все тут есть: общие столовые и общие спальни, оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление, словом, всю общественную деятельность, и во главе всего этого, в качестве высшего руководителя, безымянный и никому не известный "Наш Комитет" (Маркс и Энгельс, Соч., т.18, стр.414). Поставьте на место "безымянного Нашего Комитета" безымянный аппарат ленинского Центрального Комитета, и вы увидите, что основополагающая идея советского "казарменного коммунизма" принадлежит не Марксу, а Нечаеву. Первым, кто испробовал идею Нечаева на практике, был Ленин ("военный коммунизм"). От нее он на время отказался, когда увидел опасность потери власти. Мы уже говорили, что ленинская "философия революции" в основе своей идет не от Маркса и Энгельса, а от Бланки, а теперь добавим, что она также и от Нечаева и Ткачева. В "Катехизисе революционера" весь будущий Ленин.
Вот некоторые пункты из него:
1. Революционер — человек обреченный, у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единой мыслью, единой страстью — революцией.
2. Он в глубине своего, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, со всеми законами… и нравственностью этого мира.
4. Он презирает общественное мнение, он презирает и ненавидит во всех побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции.
6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные и изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нем единой холодной страстью революционного дела.
Читать дальше