Но это не всё. В десяти верстах к северу, на самом берегу Ладожского озера, там, где когда-то не дерзнули обосноваться первые строители Ладоги, Пётр основал новый город, который назвал Новой Ладогой. Таким образом обратив город Рюрика в ветхозаветную Старую Ладогу.
…Во времена Рюрика, в эпоху славы и процветания, население Ладоги, первого русского города, составляло около 1000 человек. Сегодняшняя Старая Ладога – небольшое и заскорузлое село с 2000 жителей.
N. B. Власть денег: дирхемы в Ладоге
Любопытно, что среди находок археологов и просто счастливчиков – многочисленны клады с серебряными монетами. Ни за что не угадаете – какими. Арабскими дирхемами! С территории нынешнего Ирана, Ирака, Средней Азии. Их везли сюда через Каспий и Кавказ по водным путям Великой речной системы для… местного использования. Дело в том, что здешняя земля, богатая мехами и медами, не обладала вовсе никакими драгоценными металлами. Но власть денег познала рано. Потому-то во времена варягов торговля в Восточной Европе и далее, в Балтийском регионе, велась почти исключительно на арабские дирхемы!
2. Изборск: Стезя Трувора
Варяжская братия
Согласно летописным данным, три брата-варяга, прибывшие княжить в славянские земли, «расселись» отдельно. Старший, Рюрик , выдержав пару лет в Ладоге, переехал в Новгород. Средний – Синеус , отправился в далёкое Белоозеро, где обитали и не славяне даже, а финоязычные веси. Младшенькому, Трувору , достался кривичский город Изборск.
Как и всё малопонятное, история трёх братьев окружена плотной завесой догадок и легенд. Многие учёные думают, что вообще-то случилась путаница при переводе, и изначально речь шла о призвании одного-единого Рюрика. Действительно, нужно ли было огород городить, проявлять стремление к стабильности и тягу к государственности, сажая на свою голову сразу трёх соправителей?
Хотя, может быть, всё не так просто. Меня, например, настораживают два первых года варяжского княжения. Те, что Рюрик просидел в Ладоге. Синеус – в Белоозере. А Трувор – в Изборске. Так вот, через два года два брата почти одновременно скончались, а третий переселился в региональную столицу – Новгород. Словно выдержав некий отборочный конкурс.
О Рюрике мы поговорили, Синеуса придётся пропустить вообще (о нём почти ничего не известно, да и археологи не могут найти в Белоозере слоёв, приличных варяжскому времени), а вот Трувор и его вотчина заслуживают особого интереса и разговора.
Крест язычника
…Каждый год 9 мая кладбища Псковщины заполняются людьми. В этом обильном нашествиями и сражениями крае свежие могилы никогда не зарастали травой. Но жатва последней мировой войны была особо обильной, и даже на фоне всех предшествующих. Потому так людно в дни памяти на местных погостах и кладбищах, ощетинившихся жёсткими цветами крестов и звёзд. В светлой сени радостных весенних рощиц, радующих глаз дымкой свежей зелени, будоражащих обоняние запахом цветущей сирени и черёмухи, ласкающих слух пением скворцов и дроздов, бродят тихие и морщинистые старушки. Они – родные сестры Времени, вечные вдовы России – в такие дни главные персоны на многочисленных местных могилах.
Не составляет исключения и старый погост Старого Изборска, небольшого (по количеству жителей) и великого (по своей истории) села, в 30 километрах от Пскова. Светло-тенистый элизиум с буйноцветущей сиренью, неугомонными птицами, тихими старушками и лабиринтом железных оград – такой же, как тысячи и тысячи других. Такой – да не такой. Это понимаешь сразу, как только натыкаешься на Крест. Крест, вырезанный из цельного куска серого камня, похожий на раскинувшего руки странника в выцветших одеждах, такой огромный, что, стоя рядом, приходится подымать голову. Надгробные памятники современных могил, со всех сторон обступающие Крест, выглядят в его суровом соседстве даже как-то весело и легкомысленно. И не мудрено. Ведь это – Труворов крест. Поставленный на Труворовой могиле. Рядом с Труворовым городищем.
И хотя понимаешь, что Крест вряд ли имеет прямое отношение к язычнику-варягу, и знаешь, что возраст памятника не более каких-то пяти столетий, а всё равно заворожённо обмираешь пред его разверзнутыми каменными объятиями и стоишь дураком, словно у раскрытого фолианта на утраченном языке.
Читать дальше