Михаил Смирнов - О Михаиле Кедрове

Весь вечер Ленин просидел на диване не двигаясь, охватив голову руками, погруженный в сказочный мир чудесных звуков. Как уходил Ленин, я не помню. Наверное, нас заставили лечь спать.

Мать была знакома с Надеждой Константиновной. Крупская приехала в Берн с Лениным, ей нужно было сделать операцию у профессора Кохера. Через несколько дней стало известно от Надежды Константиновны, что, вернувшись от нас, Ленин сказал: «Надя, как он играет!»…

Лозанна — тихий швейцарский городок на берегу Женевского озера (Las Leman). В начале 1914 г. мы переехали туда — отец хотел изучить не только немецкий, но и французский язык. Поселились мы, по обыкновению, на самом краю города — квартиры здесь были дешевле.

Тут рядом стояли два дома, похожие один на другой, оба назывались тогда «вилла Ружмон» (что значит «красная гора»). Мы поселились на вилле Ружмон-два, а напротив нас, на вилле Ружмон-один, жила семья большевиков Ривлиных — Лазарь Самуилович, его жена Елизавета Исаевна и их сын Юзя (Иосиф)…

Мы, мальчишки, ходили в народную школу, отец — в университет. Летом вспыхнула война. Все русские политические эмигранты раскололись на два лагеря — на оборонцев и пораженцев. Мне было тогда уже 10 лет, и я довольно хорошо разбирался в том, что оборонцы — это те, которые хотят победы царской России над вильгельмовской Германией, а пораженцы — это те, которые хотят поражения царя в этой войне, чтобы сбросить потом и его самого. В первые дни войны об этом только и говорилось, и мы были не менее взрослых захвачены нахлынувшими событиями мировой войны. Сама Швейцария как бы раскололась на две части: немецкая ее часть была на стороне Германии, против России, французская — на стороне Франции, а значит, на стороне России.

Помню, в самом начале войны родители собрались на реферат о войне, который для русской колонии в Лозанне должен был прочитать Плеханов. Я просился пойти с ними, уверяя, что хорошо уже разбираюсь во всем, но они меня не взяли, сказав, что это вещь серьезная, а не забава для детей.

Я слышал, что Плеханов оборонец, но знал и то, что он большой ученый и был когда-то крупным революционером. У тети Мери хранилась фотография, на которой Ляля, когда ей было пять лет, была снята с Плехановым в Италии. Плеханов стоит высокий, в соломенной шляпе и держит за руку маленькую, хрупкую девочку в беленьком платьице. Но Плеханова я не видел.

Когда родители вернулись поздно вечером с реферата, мать рассказала нам, как он прошел: «Мы сидели в самом конце зала. Когда Плеханов начал говорить, мы с папой услышали позади себя шепот: „Сидите тихо, не поворачивайтесь“. Это был Ленин, он, как нам показалось, не хотел сразу обнаружить своего присутствия, чтобы не помешать Плеханову высказать все до конца, раскрыть все свое предательство. Плеханов говорил долго, цветисто, призывал к поддержке войны против кайзеровской Германии, взывал к чувствам патриотизма. Когда он кончил, многие из присутствовавших, разумеется оборонцы, ему захлопали. Но тут вдруг порывисто поднялся Ленин. Для Плеханова это было, по-видимому, неожиданно, и он очень смутился, даже растерялся и, как нам показалось, испугался. Ну и досталось же ему от Ленина на орехи! И поделом — не будь изменником делу революции, делу интернационализма!»

Рассказывая это, мать от души смеялась и в лицах изображала, как Ленин просил их сидеть тихо и не показывать виду, что он тут, как он потом внезапно встал и пошел на трибуну, какое лицо было в тот момент у Плеханова и как Плеханов буквально застыл на трибуне с открытым ртом, увидя быстро идущего на трибуну Ленина. И хотя мы не были на этом реферате, но рассказ воспроизвел нам всю сцену очень выразительно и ярко, как это умела делать в таких случаях моя мать.

Мне снова хочется привести свидетельство отца. В своих воспоминаниях он писал: «Событие, о котором я хочу рассказать, имело место в сентябре (октябре по н. ст. — Б. К.) 1914 г., то есть вскоре после возникновения империалистической войны.

В Лозанну, куда я в то время перебрался на жительство, приезжал из Женевы Плеханов, чтобы в тесном кругу своих единомышленников сделать доклад о войне. Надо ли говорить, что доклад представлял исключительный интерес, и особенно потому, что было уже широко известно, что в вопросе о войне Плеханов, как и большинство вождей II Интернационала, занял предательскую позицию.

Почти все русские доклады происходили в Народном доме (Maison de peuple), небольшом и довольно невзрачном помещении. Это же помещение было арендовано и для доклада Плеханова. К назначенному времени народу собралось довольно много. В воротах Народного дома я встретил Владимира Ильича, беседующего с группой товарищей. Владимир Ильич, знакомя меня с товарищем Инессой (Арманд), сказал: „Вы, кажется, оба москвичи, знакомьтесь“. Также познакомил он меня и с товарищем Крыленко, известным тогда больше по кличке Абрам.