Владимир Ларионов - Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима

Не будем долго задерживаться на описаниях того страшного урона, который был нанесен русской государственности и культуре татарским нашествием. Для нас в данном случае принципиальным является понимание того факта, что следствием нашествия стало буквально обрушение мира Древней Руси. Учитывая этот трагический факт нашей истории, мы можем обратиться к рассмотрению первых годов самостоятельной жизни княжича Александра.

С 1228 г. Александр — княжич, наместник в Новгороде. Восьмилетний князь, конечно, не правил в своевольном Великом Новгороде, где с 1136 г. реальная политическая власть находилась в руках боярских группировок города, законных наследников его вековой славы, древнейшей отечественной аристократии, давшей не только мятежников и противников единодержавия Рюриковичей в русской истории, но и целую когорту славных подвижников, ратоборцев и святых, которые вместе с потомками Александра Невского строили царство Московское.

Например, потомки уже упомянутого выше знаменитого витязя князя Александра, Гаврилы Алексича, происходившего из новгородского боярства, бывшего предком рода Пушкиных и еще по меньшей мере 52 дворянских родов России, верно служили сыновьям Невского, его внукам и правнукам, покинув Новгород и обосновавшись сначала в Городце у сына Александра князя Андрея, затем перебравшись ненадолго к тверским князьям, а при Иване Калите осели в Московском княжестве, где их древнейшие поместья носят и до сих пор имя предка Пушкиных, правнука Гаврилы Алексича — Григория Пушки. Достаточно вспомнить Пушкино на реке Уче в тридцати километрах от Москвы на северо-восток по Ярославской дороге.

И здесь мы, по необходимости забегая вперед, должны сказать о начале того сложного и многогранного процесса созидания московской служилой аристократии, ставшей в итоге опорой царского трона Москвы, процесса, начавшегося или, скорее, начатого при Александре Невском, процесса окончательного собирания лучших русских родов вокруг одного княжеского дома, вокруг одного стольного града, вокруг будущего Третьего Рима. Необходимо сразу сказать о дружинном слое князя, который, несомненно, неуловимо для исторических документов не мог не оказывать своего влияния на Александра в вопросах войны и мира, внешней политики. Основным источником для данного предположения может быть и фактически таковым является Житие князя. Отмеченная в Житии Александра Невского «дружина» была сложным организмом, симптоматично определяя своей новизной и сложностью переломную эпоху русской государственной истории. «Ни о каких “Старшей” и “младшей” ее частях здесь не упоминается. Принципиальные разграничительные линии среди этих людей здесь собственно две: с одной стороны, между новгородцами и людьми князя, пришедшими с ним в Новгород, а с другой — между знатью (боярами) и остальными людьми. Впрочем, различие между новгородцами и неновгородцами имеет более или менее относительное значение. Оно было подчеркнуто только в данном случае, и то непоследовательно — в списке героев (Жития. — Авт.) новгородцы не отделены совершенно от княжеских людей (Яков, ловчий князя, “вклинился” между Сбыславом Якуновичем и Мишей). Между тем мы знаем, например, что потомки Гаврилы Олексича (а может быть, и Миши — в зависимости от того, с какими лицами, известными из других источников, отождествлять его и род Мишиничей) состояли не только в числе новгородской знати, но и дали ветвь, которая закрепилась при дворе московских князей. И естественно, такое различие между “туземцами” и “чужаками” не было исключительной особенностью Новгорода. Ведь большинство князей домонгольской Руси никогда не сидели на одном “столе”, а переходили из одной земли и “волости” в другую, и наличие у них на службе людей “местных” и “пришлых” было нормальным явлением. О том, что происхождение княжеских людей могло быть самым разным, говорит в данном случае замечание Жития, что ловчий Александра происходил из Полоцка». Разбор данных Жития о социальном составе окружавших князя людей позволяет нам сделать заключение, что под словом «дружина» в данном памятнике имеется в виду не просто войсковая единица, более или менее устойчивая по своему составу в прежние века, но именно специфическое окружение князя, которое, раз сложившись, переходит по наследству к потомкам Невского. Не случайно и потомки Гаврилы и Миши становятся самой знатной московской аристократией раннего периода возвышения Москвы и верно служат потомкам князя Александра. Мы можем уверенно говорить, что феномен служилого аристократического сословия, ставшего крепким основанием для построения централизованного государства, был положен именно «социальной» политикой по отношению к знатным родам князя Александра и его потомков, нашедшей отражение в его дружине, внутренне довольно сложно структурированной, но с явной тенденцией перерастания в самое ближайшее время в новую социокультурную формацию, которую весьма условно, но не совсем необоснованно можно уже назвать «дворянством».