Array Коллектив авторов - Дискурсы свободы в российской интеллектуальной истории. Антология

Вопрос о том, есть ли в России «свобода» как специфическое понятие и опыт, выраженный этим понятием, в немалой степени зависит от выбора той исследовательской оптики, что определяет масштаб, размер и разрешение картины, видимой с ее помощью. И как раз в предметном поле, конструируемом оптиками Begriffsgeschichte и Кембриджской школы интеллектуальной истории, никакой специфически «русской свободы» не обнаруживается.

Оптика Begriffsgeschichte в «Словаре основных исторических понятий» знает «свободу» как универсальное понятие, видимые семантические трансформации которого маркируют смену исторических эпох от традиционного общества до современного. Для этой оптики не существует разных семантик свободы в разных культурных и политических ареалах, но лишь общеевропейский переход от «свобод» (привилегий) отдельных сословий и социальных групп к «свободе» как универсальному политическому императиву эпохи модерна. Переход этот может лишь варьироваться в хронологическом отношении как более ранний или более поздний, но у него не может быть иного направления и иной семантической конфигурации 17 17 Ср. споры по поводу хронологии «седлового времени» в Германии и во Франции между кругом авторов «Словаря основных исторических понятий» и группой участников «Компендиума основных социально-политических понятий во Франции 1680–1820», выходившего под редакцией Рольфа Рейхардта: Reichardt R. Einleitung // R. Reichardt, E. Schmitt (Hrsg.). Handbuch politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich 1680–1820. München, 1985. Heft 1/2. S. 39–148 (особенно S. 70–71). . Поэтому говорить об «истории понятий в России» с точки зрения Begriffsgeschichte имеет смысл лишь как о проверке и подтверждении основной гипотезы «седлового времени» на русском языковом материале 18 18 Характерно, что редакторы книги «Понятия о России», объединившей целый ряд исследований российских понятий в духе «Begriffsgeschichte», отказываются следовать за гипотезой Козеллека и связывать историю понятий в/о России с представлением о (как они переводят) «переломном времени». Они также нигде не дают обоснования контуров своего предмета – «России», принимая наличие имперской «петербургской России» (преимущественно XVIII в.) как факт и возводя этот факт в норму культурной идентичности «мы». Никаких лингвистических или методологических аргументов в пользу выбора этого периода и этого набора понятий они не приводят. В результате собирается весьма интересная подборка разных историй разных понятий, но никак не Begriffsgeschichte как целостная историческая концепция, в которой специальное обращение к «России» как предмету анализа было бы обоснованным. См.: Миллер А. И., Сдвижков Д. А., Ширле И. Предисловие // Понятия о России: К исторической семантике имперского периода. М., 2012. Т. 1. С. 5–46. .

С оптикой «истории понятий» связано также убеждение, что «понятие свободы как ценности и цели является антропологически неустранимым» 19 19 «Anthropologisch nicht eliminierbar» ( Conze W. Freiheit // Geschichtliche Grundbegriffe / Hrsg. von O. Brunner, W. Conze, R. Koselleck. Stuttgart, 1975. Bd. 2. S. 542). . Таким утверждением немецкий историк Вернер Конце завершает статью «Свобода», в которой понятие свободы изображается как предмет исторических трансформаций, идеологических манипуляций, политических противоборств и борьбы философских мнений. Тем самым история понятия от Античности до современности упирается в собственный предел – в границу, за которой история устраняется антропологией. Утверждая в финале историко-семантического исследования понятие свободы в качестве антропологической константы, автор, казалось бы, ставит под вопрос главный принцип всего методологического подхода Begriffsgeschichte. Он призван показать, в пику прежней истории идей, что ключевые понятия не имеют априорного надысторического статуса, а являются «индикаторами» и «факторами» культурного опыта, который они организуют, будучи сами его продуктами. Вместе с тем в этом утверждении обозначается и проблема границ историко-понятийной вариативности – в какой мере мы вправе говорить об истории одного понятия как едином процессе и есть ли какие-то иные способы конституировать единство этого процесса помимо его отнесения к одному словарному слову.

Гегель, отвечая на романтический культ исторических наций-индивидов, еще мог решать эту проблему с помощью диалектики общего и единичного, в силу которой конкретные исторические эпохи и отдельные народы выступали как спецификации универсального понятия, развивающегося в истории. «Всемирная история есть не что иное, как развитие понятия свободы» 20 20 Гегель Г. В. Ф . Философия истории // Он же. Соч.: В 14 т. М., 1935. Т. 8. С. 422. – так звучала итоговая формула этой диалектики идеи свободы как взаимосвязи всеобщего понятия и его индивидуальных исторических гештальтов.