Николай Осокин - Альбигойские войны 1208—1216 гг.

«Вы путешествуете с целыми обозами мулов, полными нарядов и всяких яств – с чего бы еретики стали верить вашим поучениям! Они и без того ищут предлоги для обличения разврата наших духовных лиц, а особенно монахов. “Посмотрите, – скажут они, – как эти пышные люди поучают о Спасителе, который ходил босым; послушайте, как эти богачи презирают бедных”. Если вы хотите что-нибудь сделать, то прежде всего бросьте ваш суетный блеск, ступайте босыми, поучайте собственным примером». Арнольд вполне сочувствовал тому. Он разослал своих апостолов по всей стране, предписав им искать диспутов с еретиками.

Рвение же Доминика росло постоянно. Среди католиков не переставали говорить о его чудесах. После одного богословского диспута он изложил свои доводы на бумагу и вручил ее еретикам. Те на первом же своем собрании решили ее сжечь. Трижды бросали ее в огонь, но бумага не занималась пламенем. Один солдат, пораженный этим, якобы поспешил обратиться в католичество. Но не только подобными чудесами достигал усмеха Доминик. Когда ему приходилось сталкиваться с неминуемой опасностью во время споров с ожесточившимися альбигойцами, он поражал их тем же хладнокровием, каким они привыкли поражать католиков. Вообще Доминику его поприще казалось недостаточно обширным: он говорил, что пойдет искать мученического венца за неведомым морем[16].

При перемене целей и способов борьбы и при таком новом деятеле, каким был Доминик, удаление Диего не могло повредить успеху католиков. На обратном пути в Испанию, в Памьере, Диего встретился с вальденсами, с которыми имел большой диспут, в присутствии епископов Тулузского и Каркассонского. Свидетелем его стал сын графа де Фуа, Раймонд-Роже, один из могущественных покровителей альбигойцев; жена его и сестра были рьяными последовательницами Вальдо. Граф отвел для состязания свой дворец. Католическая летопись говорит, что Диего остался побежденным, но граф, посредник при диспуте, как ни расположен был к еретикам, принужден был обличить их и приговорить к светскому наказанию[17].

Диего не суждено было увидеть родину; он умер через несколько дней. Новым проповедником стал французский аббат Гюи, дядя историка альбигойских походов. Перемена системы проповедей смогла несколько поднять упавшее католичество, хотя и не надолго.

Среди непрестанной борьбы в голове Доминика зародились новые замыслы. Он давно понял, что духовный способ воздействия на ересь скорее всего приведет к цели. Братство, состав и характер которого он уже представил, могло, по его мнению, реализовать цели Иннокентия I. Назидание и христианское воспитание согласовывались с помыслами папы. Но доминиканцам не суждено было соблюсти свою миссию в чистоте. Прежде чем просить разрешения Рима на утверждение общины с ее широкими задачами, Доминик захотел испытать его на деле. Недалеко от Монреаля, в земле тулузского епископа, он основал монастырь de Prouille, где поместил для обучения 11 девиц известных фамилий; девять из них прежде были в альбигойской вере. Учащимся было запрещено оставлять свое жилище и предписывалось отгонять скуку работой. Потом там же появляются и мужские школы, весь настрой которых был на проповедь. Открылось и общество бедных католиков; основателем его был испанец Дюран де Гуэска, душой же – Доминик.

Постепенно монастыри этого братства появились в разных местностях. В них учились между прочим и полемике, искусству обращения еретиков; братья и ученики их жили милостыней, ходили в белых или серых рясах.

Иннокентий был в восторге от них; он принял монастыри под свое верховное покровительство. Из этих монастырей и вырос впоследствии доминиканский орден. Развивать риторические таланты было необходимо тем более, что на больших диспутах с еретиками католики нередко оставались побежденными. Так, незадолго до этого времени, произошло знаменитое состязание с вальденсами в Монреале, где сошлись талантливые борцы той и другой стороны. Тут были все легаты, Гюи де Во-Серне, сам Доминик и столпы ереси: Арнольд, Оттон, Жильбер Кастрский, Бенуа де Терм, Павел Иордан. Толпами любопытных, помпой и блеском диспут напоминал Ломбер, но разница была та, что здесь посредники были лицами, не питавшими к ереси отвращения. В нем заседали бароны и князья. Увлечение спорящих было до того сильно, что они не могли закончить спора в продолжении 15 дней[18]. Было решено продолжить его путем богословско-литературной полемики.

Таково было направление римской политики на Юге, когда случились события, потрясшие всю Европу и послужившие непосредственным толчком альбигойских войн.