В 1941 году вышла книга Давидсона, посвящённая пропаганде во время Войны за независимость и в предреволюционный период [3]. Особое место в ней уделено личностям и социальному статусу пропагандистов, газетам и журналам. Отдельный параграф посвящён памфлету как источнику по конституционной мысли предреволюционного периода.
Автор выделяет два различных по своему содержанию этапа в памфлетной воине – 1763-1770 и 1773-1775 годы, различные по своему содержанию. На первом этапе никто из памфлетистов не осмеливался ставить под сомнение власть и авторитет британского парламента. Речь шла только о его справедливых и несправедливых законах. Второй же этап ознаменовался появлением нового поколения памфлетистов, которые стали оспаривать право британского парламента издавать какие бы то ни было законы для колоний.
В 1947 году в Принстонском университете состоялась конференция, посвящённая историографии колониальной Британской Америки. Её участники были вынуждены констатировать отнюдь не блестящее положение дел. Конференция во многом дала импульс развитию исследований по этой теме [110].
В 50-60-х годах появляются труды Эдмунда Моргана [111], в которых анализируется памфлетная война, вызванная актом о Гербовом сборе. Его интерес к памфлету выразился и в приветственном адресе, который он направил участникам выставки «Библиографическое исследование американского памфлета» в колледже Вильяма, о чём уже говорилось выше.
Работа, начатая Давидсоном, была продолжена Бернардом Бейлином, в 50-х годах приступившим к изучению собрания памфлетов библиотеки Гарвардского университета. Значение памфлета как источника конституционной мысли было раскрыто им в предисловии к первому тому «Памфлетов Американской революции». 60-е годы XX столетия ознаменовались стремлением увидеть революции снизу не только в социальном, но и в интеллектуальном плане.
Это значило отказаться от следования признанным властителям дум английского и французского Просвещения и обратиться к малоизученным и малоизвестным фигурам. Такая тенденция и была выражена в следующем труде Бейлина, ставшем уже классическим, – «Идейные истоки американской революции» [112-114]. Бейлин отказался от традиционных представлений о влиянии Джона Локка на американскую политическую мысль предреволюционной эпохи, подчеркнув, что большее значение в те годы имела почти забытая сейчас литература британской оппозиции, выражавшая так называемую идеологию «страны». Однако его труд был посвящён несколько иным задачам и вопрос о воздействии британской политической мысли остался для него второстепенной темой.
Влиянию вигской историографии и вигизма XVIII века на американскую политическую мысль посвящена работа Бейлина «Свет опыта». Её выход в той или иной степени побудил историков, занимающихся британскими мыслителями, обратить внимание на данный аспект темы. Исаак Кремник в книге о Болингброке указывает на значение его творчества для отцов-основателей США [115, 116].
В 60-е годы выходят из забвения труды Тренчарда и Гордона, которые специально переиздаются впервые за много лет в серии «Американское наследие» и становятся предметом пристального внимания со стороны американских историков. В 70-х годах интерес учёных смещается в сторону Британской колониальной Америки. В сборнике под редакцией Стивена Катца публикуется посвящённая исследованию культуры колониальной Южной Каролины статья Вейса, в которой особое внимание уделено Библиотечному обществу Чарльстона. Однако автор опять вынужден констатировать, что влияние идеологии Country на американцев ещё ждёт своего исследователя [117].
В 60-х годах появляется ещё один автор, сыгравший колоссальную роль в изучении Американской революции и конституционализма. Это Гордон Вуд [118, 119]. В своём ставшем уже классическом труде «Создание американской республики» он показал не только трансформацию американской политической системы, но и изменения политической культуры американцев в процессе создания новой республики. По его словам, «американцы революционного поколения создали не только новые формы правительства, но и совершенно иную концепцию политики, концепцию, которая вывела их за рамки классического и средневекового мира политической дискуссии в тот, который мы называем современным». Однако тут же автор подчёркивает, что «трансформация политической мысли имела корни, глубоко уходящие в колониальное прошлое».
Читать дальше