Питер Хизер - Великие завоевания варваров

Как и в случае с уходом римлян из Декуматских полей на западе, сведения об оставлении ими Дакии весьма ограниченны. Но и письменные источники, и монетные клады указывают на то, что по большей части грабители, нападавшие на Рим в III веке, огибали ее границы и проникали непосредственно на Балканский полуостров – или же пересекали Черное море и входили в Малую Азию, не трогая саму провинцию. Вывод войск из этого региона опять-таки скорее просто стратегический маневр, чем боязнь разгрома. Возможно, Аврелиан планировал несколько уменьшить границы империи. Дакия – выступающий далеко вперед участок к северу от Дуная, который нужно было защищать с трех сторон. Освободив ее, Рим мог значительно сократить свою границу – на 800 километров.

К тому же это успешно отвлекло внимание германских налетчиков – теперь у них появился спорный трофей, и они на время оставили империю в покое. В IV веке историк Евтропий отмечает, что Дакия «теперь» (в 369 году) поделена между таифалами, виктуалами и тервингами. Политика Аврелиана, умело сочетавшая в себе военные победы и своевременный уход войск, разрядила обстановку, однако пройдет еще целое поколение до того, как в приграничных регионах близ Дуная наконец вновь воцарится мир [123]. Что же до Рейна, то дальнейшие кампании тетрархов и Константина вынудили готов и другие германские племена вернуться к прежнему статусу полуклиентов империи, в котором мы их застали в предыдущей главе.

Однако кто эти готы, принявшие такое заметное участие в событиях III века, и что именно скрывается за волнениями на восточноевропейских границах Римской империи, продлившимися два-три поколения?

Не приходится сомневаться в том, что внезапное господство готов знаменовало собой настоящую революцию в самой природе угрозы, с которой столкнулась Римская империя на границе, проходящей по нижнему течению Дуная. В I и II веках Рим преимущественно имел дело в этом регионе с ираноязычными сарматами и осевшими там носителями дакийского языка. К IV веку племя, называвшееся готы, стало главной целью римских военных и дипломатических кампаний. Готские тервинги, как мы уже видели в главе 2, стали главным клиентом империи за Дунаем в его нижнем течении, и, как показывают события, которые мы только что обрисовали, период военных походов германцев продемонстрировал опасность силы, угрожавшей Риму вдоль не только наземных, но и морских границ. В I и II веках варвары не вторгались на территорию империи через Дакию, Черное море или пролив Дарданеллы – и тем более их нападения не принимали такого размаха.

Традиционным ответом на эти замечания всегда было предположение, что миграция германцев была ключевым элементом этой внезапной революции в стратегии. Готы не появлялись на северном побережье Черного моря в I и II веках, когда единственными племенами, обитавшими в здесь, были сарматы и даки. Единственные готы, о которых нам что-то известно, в то время жили в северной части Польши. И что получается? На старт, внимание – марш мигрировать? Не совсем. Не так давно Майкл Куликовски оспорил эту точку зрения, сказав, что традиционное представление о развитии племен к северу от Черного моря – «текстуальная фантазия». Этот термин взят из жаргона археологов (хотя сам Куликовски к их числу не принадлежит) и используется для обозначения ситуации, когда интерпретация археологических свидетельств искажается, чтобы подогнать их под имеющиеся письменные исторические источники. В данном случае среди прочих не слишком надежных исторических материалов, касающихся III века, представлена история готов, написанная в VI столетии Иорданом, в которой рассказывается о миграции готов на побережье Черного моря под руководством некоего короля Филимера. Куликовски утверждает, что этот рассказ не просто неправдоподобен, но к тому же слишком сильно влияет на истолкование историками и археологами материальных свидетельств. По его мнению, без этого источника прочие археологические и исторические материалы никого бы не заставили говорить о миграции. На самом деле за проблемами Рима в III веке и за господством готов в IV-M стоит вовсе не миграция, но социально-политическая реорганизация уже обитающего в регионе населения – приблизительно такая же, как та, в результате которой появились новые германские союзы на западе империи [124]. Прав ли он?

Два довода в его заключении весьма убедительны. Во-первых, нет ни малейшего сомнения в том, что социально-экономическая и политическая реорганизация – развитие – были важным элементом в истории германцев. Готские тервинги IV века обладали сложной конфедеративной политической системой, развитой структурой социальной иерархии и экономическим профилем, направленным как на производство, так и на обмен, которые выходили далеко за рамки германских обществ I века. Их политическая система была основана на наследовании власти и была достаточно прочна, чтобы пережить серьезные поражения и развить вполне последовательную стратегию по преодолению их самых серьезных последствий. Во-вторых, Куликовски совершенно верно полагает, что на Иордана полагаться не стоит. Иордан писал об этих событиях три века спустя, и можно доказать, что он воспроизвел лишь анахроническую картину готского мира IV века, но об этом подробнее чуть дальше [125]. Если он мог так ошибиться, описывая историю готов IV века, это не может не поставить под сомнение сведения, сообщаемые им о событиях III столетия, даже несмотря на то, что у нас слишком мало источников того периода, чтобы систематически проверять истинность его утверждений. Даже учитывая эти доводы, однако, остается достаточно убедительных доказательств того, что миграция германцев с севера на юг сыграла очень важную роль в стратегической революции III века.