Питер Хизер - Великие завоевания варваров

Однако появление постоянных войск было лишь одним аспектом процесса социальной трансформации. Отчасти неудачи при попытках охватить картину событий с максимальной полнотой проистекают из невозможности определить, с чего все началось. Идея об эгалитарном славянском обществе в 500 году укоренилась как в исторических трудах, так и в более популярной мифологии. Она ложится в основу представления славянизации как этакого «движения хиппи», которое к тому же находит подтверждение в византийских источниках, отмечавших, что славянское общество не обладает выраженной социальной дифференциацией и имеет склонность принимать пленников как свободных и равных его членов. Но к таким представлениям о всеобщем равенстве у славян следует относиться с опаской. Вспомним те аргументы, к которым мы прибегали, говоря о германцах: существуют и нематериальные маркеры статуса, которые являются не менее жесткими – если обладающие ими могут меньше работать, получать больше продуктов, а их слово имеет больший вес при решении споров [653].

Но даже если мы сочтем стартовой точкой эволюции славянских обществ начальный этап разделения эгалитарного общества в VI веке (а, как мы видели, эгалитаризм, если он существовал, быстро пришел в упадок благодаря одновременным процессам миграции и развития), то к X веку многое успело измениться. Теперь не только наследовалась политическая власть (и к тому же весьма весомая благодаря постоянным войскам), но и славянское общество в целом претерпело эволюцию, распавшись на четко дифференцированные (а значит, скорее всего, также наследуемые) категории статусов, подчиненные строгой иерархии.

В самом низу социальной лестницы находятся группы несвободного населения, ставшие неотъемлемой частью славянского и скандинавского обществ конца 1-го тысячелетия. Работорговля была важным явлением в Центральной и Восточной Европе начиная с VIII века. Также, по мере того как развивались новые государственные структуры, важной составляющей их экономической модели стало несвободное крестьянство. По имеющимся у нас источникам сложно сказать, обладало ли население крепостных деревень более высоким статусом, нежели рабы, которых продавали, – возможно, их статус соответствовал «вольноотпущенным» либо «полусвободным» классам, которые мы видели в германском мире. В любом случае к X веку большая часть славянского населения получила пожизненный наследуемый низкий статус (или статусы, если рабов и крепостных нужно различать). Какой бы модели славянского общества до VI века мы ни отдали предпочтение, разница между прежней и нынешней слишком велика.

Столь же прочно на социальной шкале закрепился противоположный класс – людей, облеченных высоким статусом, которые нередко называются «лучшими» ( лат. optimates) в наших источниках. Указано, что такие люди, к примеру, в Богемии посещали ассамблеи, чтобы одобрить кандидатуру Адальберта Славниковича на пост епископа Пражского в 982 году, они называются правителями собственных поселений под властью Рюриковичей на Руси (некоторые из них были достаточно независимыми, чтобы отправить собственных представителей в Константинополь на обсуждение торговых договоров). Отдельные представители высшего класса появляются и в составе свиты великопольского князя в начале XI века. Предположительно, их принимали у себя польские и другие князья, на пирах во время объезда своих владений. Их существование в Моравии веком раньше, возможно, отражено археологически в пяти так называемых княжеских жилищах, обнаруженных на территории в 100 гектаров вокруг Микульчице, хотя они вполне могли принадлежать младшим представителям правящей династии. Наши материалы указывают на то, что этот класс состоял изначально из трех элементов. Во-первых, это ярые сторонники новой династии. Во-вторых, в него входила элита, происходившая от изначально независимых богачей (будь то славяно-скандинавские торговые компании на Руси или «племенные» группы в Богемии, Моравии и Польше), которые не противились господству новой династии. Третьи представители этого класса – младшие члены правящего рода. До и даже после принятия христианства многоженство оставалось обычным делом, в результате чего таких младших княжеских отпрысков становилось все больше, особенно при правителях вроде Владимира, который, как мы знаем, держал сотни наложниц. Со временем эти три класса слились в один, составив наконец знать полноценных государств.