Олег Помозов - Дни освобожденной Сибири

Такое категоричное заявление председателя многих повергло, ну если не в шок, то в лёгкий нокаут, так что даже никто из тех, кто очень хотел бы и должен был ответить Адрианову на его выпад, не смог этого сделать, и обсуждение заявления Потанина перенесли на следующее заседание, к которому конечно же члены левых фракций изрядно подготовились.

На третье по счёту заседание, состоявшееся в воскресенье 9 июня*, Адрианов , видимо, предчувствуя, что предстоят серьёзные разборки с оппозицией, привёл с собой Потанина , который передал в секретариат ещё одно своё заявление, на этот раз отпечатанное на машинке, но подписанное рукой самого сибирского старца (скромно так, мелкими-мелкими буквицами) и озаглавленное: «О правах нашего совещания и о его составе» (там же, лл.5—6). Суть новых требований патриарха можно было свести опять-таки к двум основным постулатам. Во-первых, совещания членов СОД, пока не соберётся необходимый кворум в 90 депутатов, не может «принимать никаких ответственных решений и все наши занятия должны иметь значение только подготовительных работ для кворума Думы, которая нашими работами может воспользоваться только, как материалом. При таких условиях наше совещание не может делать никаких выступлений от имени Думы». Вместе с тем Потанин далее призывал как можно скорее добиться необходимого кворума, потому что «страна ждёт нашей работы». Само же совещание, даже не имея кворума, должно обсуждать все вопросы государственного значения и даже составляющие государственную тайну. «Среди нас не может быть людей… ставящих партийные интересы выше государственных… мы должны строго следить за тем, чтобы в среду нашу не проникли… люди недостойные, сомнительные».

_______________

*Столько событий за одну только неделю, время было спрессовано до предела.

И отсюда, собственно, вытекало уже и второе пожелание Григория Николаевича Частному совещанию. Все мандаты членов Дума, прибывающих в Томск должны были в обязательном порядке проверятся и, в первую очередь, на предмет выявления политических недругов среди них. «Разумеется, в нашей среде не может быть места большевикам и сочувствующим им лицам, ибо они с оружием в руках восстали против нас, против родины, ибо они уже однажды разогнали Думу». Тем самым Потанин вольно или невольно, но как бы предвосхитил, между прочим, указ Западно-Сибирского комиссариата (от 27 июня) об исключении из состава органов местного самоуправления представителей тех партий, которые вели в этот период борьбу с Сибирским правительством. «Я вынужден выступить с настоящим заявлением потому, что среди нас я вижу новых для меня лиц, полномочия которых не были проверены Думой и нравственный и политический облик которых мне неизвестен»*, так заканчивалось заявление номер два почётного председателя Частных совещаний. Но а что же, спросите вы, с первым заявлением Потанина и комментарием к нему Адрианова ? А вот что.

_______________

*Среди членов СОД, присутствовавших на заседании 9 июня, находился

О. Я. Устьяров (или Усьяров, как он сам подписывался на подлинниках документов), возможно, именно, в том числе, и конкретно его имел в виду Потанин , когда говорил о скрытых врагах в составе Думы, которых в обязательном порядке нужно выявить и исключить из состава депутатов. Устьяров в начале

1918 г. прибыл в Томск в качестве члена (делегата) от сибиряков-фронтовиков Сибирской областной думы, но она к тому времени уже была разогнана большевиками. Вскоре старая армия была полностью распущена, и Устьяров , как офицер, оставшийся без работы, здесь же в Томске устроился по контракту на службу в Красную армию в качестве сначала инструктора, а потом и командира

1-го Томского красноармейского стрелкового полка. Беспартийный Устьяров вместе с левым эсером Ильяшенко , тоже красным командиром, после отступления большевистских сил из Томска по собственному желанию остался в городе, для поддержания порядка, силами вверенного ему воинского подразделения. По поручению большевистского исполкома оба этих офицера утром 31 мая освободили из томских тюрем виднейших оппозиционных политических деятелей. Однако те, выйдя на свободу, вскоре распорядились арестовать сначала Ильюшенко , а потом и Устьярова , по обвинению в активном сотрудничестве с советской властью. Узнав о том, что один из членов СОД арестован, его коллеги депутаты уже после первого своего заседания предприняли ряд усилий для того, чтобы освободить Устьярова из застенков и привлечь к работе в составе частных совещаний. На заседании 7 июня он уже появился в качестве совершенно свободного гражданина, 9 июня – тоже, но тут он, видимо, как раз и попал под строгий взор Потанина , так что на следующем заседании, на котором сам Григорий Николаевич не присутствовал, члены СОД заслушали сообщение Саиева о том, что в аресте 27 мая членов Западно-Сибирского комиссариата принимали участие красноармейцы из полка, которым командовал Устьяров . Приняв к сведению полученную информацию, «Частное совещание постановило: члена Думы Устьярова лишить права посещать заседания Частного Совещания, впредь до решения вопроса Мандатной комиссией при Сибирской Областной Думе». Вскоре Устьяров , лишенный таким образом депутатского иммунитета, вновь был арестован, написал 15 июня уже из тюрьмы объяснительную записку, обличая Саиева в клевете, но это не помогло, и он так и оставался в застенках до 1 ноября того же года, когда в результате вооруженного солдатского мятежа был освобождён, потом вновь арестован властями и казнён. Такова очень грустная история, случившаяся с одним из депутатов первого сибирского парламента, который толи хотел усидеть между двумя стульями, толи искал какую-то свою особую правду меж двух огней, но в огне, как известно, брода нет.