Брендан Симмс - Европа. Борьба за господство

Бурская война и нарастание германской угрозы также спровоцировали споры о настроениях в британском обществе. Если армия ухитрилась опозориться против фермеров, вооруженных старинными ружьями, насколько высоки шансы Великобритании выстоять против европейского соперника с современной артиллерией на вооружении? Еще высказывались сомнения относительно того, насколько население готово к длительной схватке: слабое здоровье многих рекрутов из числа горожан заставляло предполагать, что нация «вырождается». Эти опасения стимулировали возникновение движения «национальной эффективности», которое ратовало за сильную, рациональную и, следовательно, более могучую Великобританию. [797] G. R. Searle, The quest for national ef ciency (Berkeley, 1971). For the role of foreign policy in British electoral politics see T. E. Otte, ‘“Avenge England’s dishonour” By-elections, parliament and the politics of foreign policy in 1898’, The English Historical Review, CXXI, 491 (2006), pp. 385–428. В феврале 1902 года учредили Национальную лигу воинской службы для пропаганды призыва, тем самым «распределяя бремя национальной обороны в равной степени среди всех классов, а не возлагая оное исключительно на пролетариат». [798] Mathew Johnson, ‘The Liberal War Committee and the Liberal advocacy of conscription in Britain, 1914–1916’, Historical Journal, 51. (2008), who cites the National Service Journal of November 1903. Через год министр по делам колоний Джозеф Чемберлен и созданная им Лига тарифных реформ попытались теснее связать заморские владения с метрополией посредством «имперских преференций», позволявших противостоять «нечестному» иностранному импорту, даже пусть это ограничивало конкуренцию и вело к повышению потребительских цен, особенно на сельскохозяйственную продукцию. [799] Paul Readman, ‘Patriotism and the politics of foreign policy, c. 1870 – c. 1914’, in William Mulligan and Brendan Simms (eds.), The primacy of foreign policy in British history, 1660–2000. How strategic concerns shaped modern Britain (Basingstoke, 2010), especially, pp. 264–5. Цель состояла в трансформации Британской империи в этакий торговый блок, который оказался бы в состоянии конкурировать на равных условиях с Германией и Соединенными Штатами. Доходы от высоких импортных пошлин, утверждали сторонники Чемберлена, пойдут на финансирование социальных реформ, необходимых для сплачивания населения во имя больших задач, ожидающих впереди. Тарифная реформа расколола консервативную партию на протекционистов и поборников свободной торговли.

Глобальные амбиции Германии также вызывали немалую тревогу в Соединенных Штатах. [800] Richard H. Collin, Theodore Roosevelt, culture, diplomacy and expansion. A new view of American imperialism (Baton Rouge and London, 1985), pp. 101–2. I thank Quinby Frey for this and many other references on US history. В ходе американо-испанской войны крупная немецкая эскадра вошла в Манильский залив, и это породило страхи по поводу немецких амбиций в Тихоокеанском регионе. Немецкие корабли вдобавок с 1901 года патрулировали в Карибском бассейне и в Южной Атлантике. Спустя год в составе международной экспедиции, отправленной взимать невыплаченные долги, немецкие корабли обстреляли порты Венесуэлы, и прекратил эти обстрелы только выдвинутый США ультиматум; еще Берлин отказался гарантировать, что не будет стремиться к территориальным приобретениям за счет Америки. Президент Теодор Рузвельт сообщил германскому дипломату, что не возражает против «порки» любой южноамериканской страны, которая плохо себя ведет, но категорически против того, чтобы кто угодно, включая сами США, присваивал бы себе «дополнительную территорию» в регионе. [801] James Ford Rhodes, The McKinley and Roosevelt administrations, 1897–1909 (New York, 1922), p. 249. В 1904 году Вашингтон потрясло известие о том, что Германия потребовала в свое владение порт Санто-Доминго. Рузвельт заговорил о «насущной необходимости не допустить Германию в наше полушарие», поскольку она «единственная держава, с которой мы, вполне вероятно, по той или иной причине будем вынуждены сражаться в будущем». [802] Frederick Marks III, Velvet on iron. The diplomacy of Theodore Roosevelt (Lincoln, Nebr., and London, 1979), pp. 6–10, 38–47 and 172–3. For a different view see Nancy Mitchell, The danger of dreams. German and American imperialism in Latin America (Chapel Hill and London, 1999), pp. 216–28 passim (quotations pp. 75–6). Волны, вызванные геополитической революцией 1866–1871 годов в Центральной Европе, наконец достигли американских берегов.

Реакция Рузвельта на вызовы безопасности Соединенных Штатов была не только дипломатической и военной, но и идеологической. «Хроническое пренебрежение нормами права или импотенция, приводящая к общему ослаблению связей с цивилизованным сообществом, – заявил президент Конгрессу, – может потребовать, как в Америке, так и где угодно, вмешательства со стороны какой-либо цивилизованной нации». Рузвельт настаивал на том, что целью такой интервенции всегда будет «помощь населению, дабы оно стало все более возлагать на себя заботу о собственном управлении». Также он полагал, что распространение американских ценностей, «мягко говоря», но с «большой дубинкой» в руках, если необходимо, является наилучшей гарантией международного мира и стабильности в долгосрочной перспективе, а значит, обеспечивает безопасность США. [803] James R. Holmes, Theodore Roosevelt and world order. Police power in international relations (Washington, DC, 2006), passim, especially pp. 70 and 110. For a case study see Stephen Wertheim, ‘Reluctant liberator: The odore Roosevelt’s philosophy of self-government and preparation for Philippine independence’, in Presidential Studies Quarterly, 39, 3 (2009), pp. 494–518. После кишиневского погрома 1903 года в России, к примеру, президент выразил протест Санкт-Петербургу. Укрепление контактов с Великобританией опиралось отчасти на осознание общности геополитических устремлений – особенно против России и Германии – и общности ценностей; автократизм самодержавия и абсолютизм кайзера виделись «естественными» мишенями. [804] Marks, Velvet on iron, p. 8. О возникновении антинемецкого поколения в Великобритании и США на рубеже столетий: Magnus Brechtken, Scharnierzeit, 1895–1907. Persönlichkeitsnetze und internationale Politik in den deutsch-britisch-amerkanischen Beziehungen vor dem Ersten Weltkrieg (Mainz, 2006), pp. 374–6. Эти «англосаксы» презирали красную, желтую и прочие цветные расы, «славян» они опасались, но прежде всего им внушали страх «тевтоны». Государственный секретарь США Джон Хэй сказал в 1898 году, что «Фатерлянд пышет к нам ненавистью и обуян алчностью». [805] Stuart Anderson, Race and rapprochement. Anglo-Saxonism and Anglo – American relations, 1895–1904 (London and Toronto, 1981), pp. 66–9 (quotation p. 67). Несколько лет спустя Рузвельт сообщил британскому дипломату, что «сегодня… никто в Америке не считает Англию вероятным противником; целью американского флота является Германия».