Владимир Шигин - Бастионы русской славы

Каждый день приносил что-то новое: росли стены зданий, стропила покрывались крышей, из печных труб валил первый дымок. Уже явственны были очертания города. Величину его можно было видеть по охвату земли, от Южной бухты до той, которая ныне именовалась Карантинной. По всему этому пространству уже намечался рисунок будущих улиц, берущих начало от площади у самой гавани. Уже набережная кое-где одевалась камнем, и радовала глаз свежеструганным деревом маленькая пристань на западном мысу…

Это был Севастополь, и пусть у него еще не было официального названия, но в душах и сердцах своих первых новых обитателей он уже обретал свое извечное сокровенное имя, то, что когда-то было дадено ему свыше…

Севастопольская бухта

Каждый день приносил что-то новое: росли стены зданий, стропила покрывались крышей, из печных труб валил первый дымок. Уже явственны были очертания города. Величину его можно было видеть по охвату земли, от Южной бухты до той, которая ныне именовалась Карантинной. По всему этому пространству уже намечался рисунок будущих улиц, берущих начало от площади у самой гавани. Уже набережная кое-где одевалась камнем, и радовала глаз свежеструганным деревом маленькая пристань на западном мысу…

Это был Севастополь, и пусть у него еще не было официального названия, но в душах и сердцах своих первых новых обитателей он уже обретал свое извечное сокровенное имя, то, что когда-то было дадено ему свыше…

Знаменитый херсонесский колокол. Сколько помню себя, столько помню и его. Перед ним бьет в камни пена прибоя, за ним раскоп древнего городища. Покрытый вековой патиной, покоится над обрывом на мощных каменных пилонах, как старый воин на своем боевом посту.

История колокола – это история возникновения Севастополя. Еще не было и в помине самого города, а ветер еще не развеял дым Чесменской победы, когда в 1776 году в Таганроге его отлили из меди захваченных турецких орудий. До сих пор, если внимательно присмотреться, можно различить полустертую надпись: «Сей колокол… вылит… святого Николая Чудотворца в Таганроге из турецкой артиллерии весом… пуд 1776 года месяца августа… числа». Испещренный трещинами еще виден лик Николая Чудотворца с сияющим нимбом над головой. На противоположной же стороне колокола другой святой попирает ногами турецкий полумесяц.

В 1783 году колокол возвестил о рождении нового города.

Ныне колокол молчит. Лишь мальчишки да вездесущие туристы иногда бросают в него камни в надежде услышать его голос. И тогда колокол глухо, по-старчески, стонет. И щемит сердце, ибо, кажется, что это доносится до нас голос былых эпох, стонет сама севастопольская земля.

Голос былых эпох… Было время, когда херсонесскому звону внимали многие поколения черноморцев и горожан. В дни первой обороны он также был в общем строю, и англо-французы часто слышали его призывный набат, оглашавший улицы и слободки, балки и бастионы. Может, именно поэтому, сразу же после отхода наших войск на Северную сторону, колокол был немедленно захвачен французами, как самый настоящий пленник. Опутанный веревками, его засунули в темный трюм и повезли через четыре моря в далекий Париж как самый ценный трофей Севастопольской битвы. Распятый на колокольне знаменитого Нотр-дам-де-Пари, он, по мнению экзекуторов, должен был веселить победителей своим звоном. Увы, этого не случилось. Низкий бас пленника столь сильно дессонировал с хрупкими колокольцами собора и заглушал их, что ему велено было молчать. Лишь иногда к колоколу поднимались любопытствующие парижане, чтоб своими руками потрогать заморскую диковинку. Побывал у херсонесского колокола и работавший тогда над романом «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго.

Знаменитый колокол Херсонеса

Более полувека длится плен. Однако настали иные времена, и уже Париж стал искать расположения Петербурга – для совместной борьбы с Берлином и Веной. Так рождалась Антанта. «Верительной грамотой» этого союза предстояло стать молчаливому нотрдамскому пленнику. Решением французского правительства колокол был торжественно возвращен в Севастополь. Всех участников этого действа щедро вознаградили как российскими, так и французскими наградами, а севастопольцы вновь услышали медный бас своего патриарха.