Игорь Литвин: Наш «затерянный мир». Некоторые страницы белорусской истории. Часть 1

Польша в то время балансировала у весьма опасной черты. Существовавшие две партии — Шафранцев и Олесницкого (соответственно прогуситская и антигуситская) — занимались «перетягиванием одеяла» ресурсов государства каждая на свою сторону. Но Ягайло прислушивался к Шафранцам. Магистр Тевтонского ордена писал в Рим, что Ягайло настраивает против императора гуситов и турок, уговаривая и тех и других нарушать договоры с Сигизмундом. Игра велась очень опасная, для Польши в первую очередь.

Несколько забегая вперёд, отметим, как менялись отношения Польши и спонсируемых ею гуситов. По мере возрастания военных возможностей революционеров уже «хвост вертел собакой». Весной 1430 года гуситы уже хотели идти «освобождать» от католичества Польшу. Ну или как минимум требовали коридор через польские земли в Пруссию, чтобы устроить тевтонам резню. В наше время мы видели нечто подобное: как американцы, спонсировавшие «моджахедов» в войне против СССР, потом получили теракт 11 сентября от них же. Или как Россия спонсировала Шамиля Басаева для войны против Грузии, а потом этот же самый Шамиль захватывал Будённовск. Ничего нового в истории не происходит. Ягайло прекрасно понимал, что гуситы — это не паломники и не туристы. Поход их через Польшу в Пруссию может оказаться «незабываемым» для многих поколений поляков. Ягайло медлил с ответом, тем более что в самой Польше нарастало сопротивление его политике и в марта 1430 года на сейме в Едлине (к которому мы ещё вернёмся) Збигнев Олесницкий добился ограничения власти короля, который теперь стал выборным (в случае смерти короля новый выбирается из его наследников сеймом). Чтобы Ягайло думал быстрее, гуситы на Пасху 14 апреля 1430 года напали на польскую святыню — монастырь в Ченстохове, разграбили его, разбили на три части знаменитую чудотворную икону Богоматери, нанесли по лику несколько сабельных ударов.

Ченстоховская икона, почитаемая великой святыней и католиками и православными, была привезена «…из Руси» в XIV веке и является чудотворной. Из-за несовершенства технологии реставрации того времени следы от сабельных ударов на лике проступили сквозь свежую краску. Как знать — может быть, такое отношение гуситов к святыне предопределило их судьбу и жуткую смерть на костре после полной абсурда битвы у Липан? Мне кажется, что святыни никого не могут наказать. Из-за неправильного отношения они могут утратить свою силу и прекратить защищать людей, а люди уже сами найдут себе проблемы, кто раньше, кто позже.

Гуситы всё же совершили в 1433 году поход через Польшу в Пруссию, устроили там резню тевтонов, разграбили города, омыв ноги в Балтийском море, на берегу повящали соратников в рыцари. Это был один из последних походов гуситов…

В начале 1429 года состоялся съезд европейских монархов в Луцке. Прибыли представители: Королевства Польского, Священной Римской империи, Византийской империи, Папы Римского, Королевства Датского, Тевтонского ордена, Ливонского ордена, великих княжеств — Московского, Рязанского, Тверского. Прибыла огромная свита, которую размещали не только в Луцке, но и по всем окрестностям. Обсуждались борьба с Турцией, религиозные вопросы. Но главное, ради чего Витовт созвал съезд, — образование Литовско-Русского королевства со столицей в Луцке. Коронация Витовта была назначена на август следующего года. Ягайло вроде бы выразил своё согласие, но польская делегация выступала резко против и покинула съезд. Спустя некоторое время и Ягайло отменил своё согласие.

23 июля 1430 года из Ленчицы, где был польский сейм с участием литовских и орденских послов, Ягайло писал Витовту:

«Великолепный и знаменитый князь, наш возлюбленный брат! Приехав в Ленчицу, мы нашли там Ваших послов Гедигольда, виленского палатина, и маршалка Румпольда и Николая Малдржика. А на следующий день они изложили цель своего посольства. Посоветовавшись с нашими панами, мы дали им ответ на пункты посольства. Выслушав, они встали и сказали: “Мы слышали ответ на отдельные пункты нашего посольства, но не поняли, желает ли Ваша Светлость согласиться на коронование нашего великого князя или нет, дабы мы могли яснее доложить об этом нашему государю?” Но, любезны брат, так как этот вопрос не был написан в донесении послов, то посоветовавшись недолго с нашими панами, мы отвечали, что в деле столь важном, которое касается всего государства, сейчас не можем ничего ответить, не узнав предварительного мнения отсутствующих советников, а также всего государства. Послы Ваши сказали, что созвание собрания причинит их государю замедление в делах, но просили назначить срок собрания. Мы же отвечали, что не можем сейчас назначить дня. Послы же возразили, что, так как мы не хотим дать ни согласие на коронование, ни окончательного ответа, то великий князь литовский поручил сказать, что решил принять и иметь корону, независимо от того, угодно ли это нам, или нет. Ваши советники в этом случае действовали слишком поспешно, не узнав ещё окончательно воли нашей и наших советников…» Ягайло тянул резину, как говорится, извивался как уж на сковороде. Союз государств, державшийся на эфимерной личной унии, трещал по швам, польская знать лихорадочно искала выход из ситуации — выпускать Литву из когтей совсем не хотелось. Причём судьба самого Ягайлы интересовала их совсем не в первую очередь. Ещё осенью 1429 года королевский секретарь Збигнев Олесницкий и краковский воевода Ян Тарновский предлагали Витовту вместо отдельной короны Литвы общую корону Польши и Литвы. Витовт отказался принимать корону Польши при живом на тот момент Ягайле. Ягайло же писал Папе Римскому, что назначил Витовта великим князем не для отдаления ВКЛ от Польши, а только вследствие большой протяжённости тех земель, а после смерти Витовта владения должны вернуться Ягайле.