Николай Шахмагонов - 1812 - Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России

После назначения Беннигсена началась цепь «случайностей», которая привела французов в Москву. При внимательном исследовании военного аспекта этой трагедии выводы ужасают.

Адам Чарторыжский в защиту Императора утверждал, что тому «лишь через несколько лет постепенно удалось узнать имена заговорщиков, которые частью сами удалились со сцены, частью же были сосланы на Кавказ при содействии весьма многочисленных их соучастников, сохранивших своё место и положение. Все они умерли несчастными, начиная с Николая Зубова, который, вскоре после вступления на престол Александра, умер вдали от двора, не смея появляться в столице, терзаемый болезнью и неудовлетворённым честолюбием» .

Кара провидения поразила каждого злодея, причём каждому воздано было по делам их. Форма наказания, избранная для них Александром, была наиболее чувствительна, но более всех наказал он самого себя, как бы умышленно терзая себя упрёками совести, вспоминая об этом ужасном событии в течение всей своей жизни.

Рубеж XVIII–XIX веков был временем, когда высшая знать, разложенная вольтерьянством и масонством, прогнила насквозь. Можно по пальцам перечесть, кто в окружении Павла Первого мог проявить волю и храбрость. Их всех удалили от двора. Сам Павел Первый, по отзывам добропорядочных современников, был отважен и храбр. Мужественны были Аракчеев, Ростопчин. А вот Панин, Пален и Беннигсен, можно сказать, были патологическими трусами. Николай Зубов становился храбрым только в сильном опьянении, Платон же Зубов был труслив в любом состоянии.

«Тотчас после совершения кровавого злодеяния заговорщики предались бесстыдной, позорной, неприличной радости, – писал А.Чарторыжский . – Это было какое-то всеобщее опьянение не только в переносном, но и в прямом смысле, ибо дворцовые погреба были опустошены, и вино лилось рекою, в то время как пили за здоровье нового Императора и главных «героев» заговора. В течение первых дней после события заговорщики открыто хвалились содеянным злодеянием, наперерыв выставляя свои заслуги в этом кровавом деле, выдвигаясь друг перед другом на первый план, указывая на свою принадлежность к той или другой партии, и т. п. А среди этой общей распущенности, этой непристойной радости, Император и его семейство, погруженные в горе и слёзы, почти не показывались из дворца. Целыми часами оставался он в безмолвии и одиночестве, с блуждающим взором, устремлённым в пространство, и в таком состоянии находился почти в течение многих дней, не допуская к себе почти никого. Я был в числе тех немногих лиц, с которыми он виделся более охотно в эти тяжелые минуты…. Получив от него разрешение, входить к нему во всякое время без доклада, я старался по мере сил влиять на его душевное состояние и призывать его к бодрости, напоминая о лежащих на нём обязанностях. Нередко, однако, упадок духа был настолько силен, что он отвечал мне следующей фразой: «Нет, всё, что вы говорите, для меня невозможно, я должен страдать, ибо ничто не в силах уврачевать мои душевные муки». Все близкие к нему люди, видя его в таком состоянии, стали опасаться за его душевное равновесие…»

Что касается последних лет царствования Александра, то существует так же предание, причём, весьма достоверное, о том, что Император, прежде чем принять решение покинуть престол, встречался со святым преподобным Серафимом Саровским, слава о котором в ту пору широко распространилась по всей Руси. Святой старец предрёк бунт декабристов и предупредил Государя, что самому ему с бунтом не справиться. Подавить масонскую гидру сможет только брат его Николай, человек мужественный, решительный и отважный. Публицист Гедеонов, специально исследовавший этот вопрос, указал, что Император приезжал в Саров из Нижнего Новгорода, и будто бы действительно Император раз, в период своего пребывания там, исчезал на несколько суток неизвестно куда. Государь напоминал Николаю Павловичу о будущей его роли с поры той не раз. 16 августа 1823 года был подписан Манифест об отказе Константина от наследования престола.

В последние годы царствования почти непрерывным потоком шли сообщения о возмутительных действиях тайных обществ, о заговорах. Однажды, после доклада Васильчикова, Император сказал ему: « Друг мой Васильчиков! Так как вы находитесь у меня на службе с начала моего царствования, то вы знаете, что и я когда-то разделял и поощрял эти мечтания и заблуждения» . И потом, после длинной паузы, добавил: «Не мне наказывать» .