Сергей Лавренов - Советский Союз в локальных войнах и конфликтах

Практически ежедневно слали свои тревожные депеши в Вашингтон Клей и Мэрфи. Сразу же после введения так называемой «детской блокады», в начале апреля, Клей сообщил генералу О. Брэдли, начальнику штаба армии, и генералу К. Роялу, министру армии, что оценивает последние по времени советские действия лишь как начальную стадию запланированной кампании давления на западные державы.

Однако далеко не вся разведывательная информация, поступавшая в Вашингтон, была подобного содержания. Значительная ее часть демонстрировала непонимание сложившейся ситуации и в результате объясняла действия Советского Союза лишь желанием разыграть пропагандистскую карту или просто-напросто «подразнить» западные державы, проверить их решимость отстаивать свои обязательства по Берлину. Особенно характерен такой подход был для донесений американского посла в Москве Б. Смита.

В итоге в Вашингтоне возобладала точка зрения, согласно которой Советский Союз не готов к чрезмерно решительным действиям.

За две недели до введения Москвой полномасштабной блокады Берлина директор ЦРУ США Р. Хилленкветтер информировал президента Трумэна, что Кремль, по всей видимости, решил отложить любые контрдействия в Берлине или в каком-либо другом месте Германии «до тех пор, пока он не будет окончательно убежден, что создание Западной Германии станет угрожающим фактором для советской внешней политики». По его мнению, жесткая и твердая позиция западных держав по берлинскому вопросу в целом сама по себе является сдерживающим фактором при любых провокационных действиях Москвы. Последняя точка зрения нашла понимание у Трумэна, который однозначно считал, что любые советские уступки или колебания являются прямым следствием твердости США.

На самом деле все было значительно сложнее. Несмотря на декларируемую бескомпромиссность, Трумэн сознавал, что американское общественное мнение не настроено на крупный вооруженный конфликт с Советским Союзом по поводу Берлина. Это подтверждали его гражданские и военные советники.

Так, начальник штаба армии генерал О. Брэдли в разговоре с Клеем выразил мнение, что американский народ не разделяет стремления нести ответственность за Берлин в случае угрозы возникновения там войны. По его мнению, в создавшейся ситуации наиболее целесообразным было бы «наше собственное заявление об уходе и тем самым сохранение престижа, чем если бы пришлось уходить оттуда под давлением нависшей угрозы». Причина подобного заявления во многом обусловливалась скептицизмом американских военных в отношении возможности эффективной обороны Берлина в случае возникновения крупного военного конфликта.

Такую же точку зрения во многом разделяли и союзники США. В середине апреля американское посольство в Лондоне сообщило, что британские лидеры считают: уход западных держав из Берлина – это лишь вопрос времени. Одновременно они предложили в качестве будущей столицы Западной Германии выбрать город Франкфурт. В свою очередь и французы считали, что утрата Берлина не станет особой трагедией, и предостерегали своих союзников от слишком рискованных действий по берлинской проблеме.

Непоследовательность позиции и наличие многочисленных противоречивых мнений по берлинской проблеме привели к тому, что США так и не успели разработать четкий план действий на случай чрезвычайной обстановки в Берлине. Поэтому временное приостановление всех грузовых и пассажирских перевозок, введенное советскими властями 24 июня 1948 г. и означавшее не что иное, как начало полномасштабной блокады, вновь застало США врасплох. Это произошло даже несмотря на то, что уже 12 июня советская военная администрация под предлогом ремонта закрыла автомобильный мост через Эльбу.

Введением полномасштабной блокады Западного Берлина Советский Союз хотел если не помешать, то по крайней мере замедлить процесс появления на европейской карте возрожденного германского государства, которое неизбежно должно было встать под знамена Запада. При этом осуществление блокады, по мнению Москвы, не несло особого риска возникновения войны – сохранялась возможность в случае необходимости сделать обратный ход. Однако этот кризис, как любой другой, таил в себе возможность непредвиденных и опасных ситуаций.

С началом блокады соединения и части ВВС Группы советских оккупационных войск в Германии были приведены в состояние повышенной степени боевой готовности. Эта степень, естественно, не означала приказ открывать огонь по транспортам недавних союзников, но в ведущих столицах мира этого не знали: там царили напряженность и страх перед неизвестным будущим. Работала логика эскалации конфликта – уступки, компромиссы, отступление в этих условиях напрочь исключались обеими сторонами. Для американцев это означало бы полную компрометацию их новой европейской политики, являвшуюся для них важнейшим послевоенным приоритетом.