Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств

Где бы Доллас ни был - на улице ли, в автомобиле, - он то и дело снимал котелок и проводил по голове платком, стирая росинки пота. Потливость была его бичом. Потели руки, шея, голова. Потели при малейшем волнении. Прежде чем подать кому-нибудь руку, он должен был незаметно в кармане обтирать ее. Иначе даже самый выдержанный человек спешил отстраниться от его холодной мокрой ладони.

Март застал Долласа в Париже. Конференция, переговоры следовали друг за другом; свидания, явные и тайные, происходили изо дня в день, - в посольствах, банках, кабаках, гарсоньерках разведчиков и в салонах депутатов. Доллас был неутомим. Казалось, его не занимало ничто: ни весеннее парижское солнце, ни робкая зелень бульваров, ни по-весеннему четкий стук женских каблуков по тротуарам. Дело, дело, дело - это было единственным, о чем он говорил, о чем способен был думать.

В мартовское утро, если можно считать утром время, когда солнце подошло к зениту, Доллас отпустил таксомотор у Иенской площади. Заложив руки за спину и наклонив голову, словно боясь, что, глядя на прохожих, может отвлечься от своих мыслей, он мелкими шажками устремился к улице Шейо, где помещалось американское посольство. Дойдя до угла улицы Фрейсинэ, откуда был виден подъезд посольства, он заметил хорошо знакомый ему автомобиль посла. Это показалось Долласу странным: ведь они условились с Буллитом именно на это время. И беседа вовсе не должна была быть краткой.

Доллас на мгновение остановился, отер вспотевшую голову, держа котелок на отлете и помахивая им. Потом засеменил еще быстрее.

Буллит не дал ему даже поздороваться:

- Не раздевайтесь, - прямо садимся и едем к одному моему другу. Будем есть простоквашу и любоваться прелестной женщиной.

- Странная комбинация, - проворчал Доллас.

- Ее муж - нечто среднее между пресвитерианским проповедником и Зигфридом. Забавный малый. Безобиден, как теленок.

- Вероятно, именно это вас больше всего и устраивает, - язвительно заметил Доллас.

Буллит расхохотался и вместо ответа выразительно подмигнул. Доллас достаточно знал своего спутника, чтобы понять: его влечет не странный хозяин дома и уж, во всяком случае, не простокваша.

Адвокату было совсем не по душе ехать куда-то ради того, чтобы занимать загадочную личность, пока посол будет флиртовать с женой этой личности. Он недовольно спросил:

- Быть может, встретимся в другой раз?

- Не дурите, Фосс, - Буллит дружески ударил его по колену. - Если я скажу вам, как зовут этого малого, то чтобы только иметь возможность с ним поговорить, вы побежите за моим "каделлаком".

Доллас исподлобья подозрительно посмотрел на Буллита:

- Ну?

- Не будьте любопытной бабой, - отмахнулся Буллит. - Увидите сами. - С этими словами он нагнулся и поднял стекло, отделявшее пассажирскую кабину от сиденья шофера. Несмотря на эту предосторожность, он все же заговорил, заметно понизив голос: - Новости знаете?

Острые глазки Долласа быстро забегали по лицу собеседника, словно на нем-то и были написаны эти новости, ради которых нужно было принимать такие предосторожности. Но черты Буллита, казавшиеся за минуту до того такими открытыми, даже добродушными, не отражали теперь ничего, кроме упрямства и жестокости, сквозивших, казалось, в каждой складке кожи.

- Вчера у меня был человек Киллингера, - сказал Буллит.

Доллас беспокойно заерзал, и все лицо его мгновенно покрылось крупными каплями пота.

- Промах, - едва слышно проговорил Буллит.

Глазки Долласа испуганно скользнули по видневшейся за стеклом спине шофера, но Буллит успокоил его движением руки:

- Гоу выпил то, что предназначалось Тридцать второму.

- Киллингер осел! - вырвалось у Долласа громче, чем нужно, и он сразу перешел на шопот: - Пустая похвальба вся эта их немецкая система.

Буллит покачал головой:

- Нет, они свое дело знают. Киллингер велел передать мне, что ничего страшного нет. Это только первый промах в бактериологической войне, которую они объявляют Тридцать второму.

- Вы совсем передоверили это им?

- Не могу же я толковать о таких вещах от своего имени! - с укоризной проговорил Буллит.

- Ах, дураки, дураки! - в смятении пробормотал Доллас. - Пока жив Рузвельт, сближение с Германией не удастся сделать популярным в Америке. А оно с каждым днем становится все более необходимым. Настоятельно необходимым!

- Поэтому я и хочу, чтобы вы познакомились с одним моим другом...

- Тот, к кому мы едем?

- Пока я не вижу надобности афишировать нашу близость. Но со временем... У него дьявольский ум, Фосс! Он принесет нашему делу большую, очень большую пользу.