Леонид Дроздов - Ясновельможный пан Лев Сапега

Спорить с Иваном III – только подливать масла в огонь. Невозможно было доказать ему, что, с точки зрения Запада, его попытка объявить самого себя царем просто дикость. Видите ли, он грезит себя потомком цезарей. Конечно, у него богатое воображение и большие амбиции. Он уже давно ни с кем не считается. Что еще хуже, взял за привычку поучать правителей соседних государств, а чуть что не так – сразу угрожать. Иметь такого соседа – о спокойной жизни забыть, всегда приходится ждать подвоха со стороны мошенника с шапкой Мономаха на голове. Ни для кого не секрет, что куда больше, чем спокойствие и мирная жизнь подданных обоих государств, Ивана III Васильевича волновало признание за ним титула государя всея Руси и строительство для его дочери Елены православной церкви. Понятно, что король польский и великий князь литовский Александр не мог согласиться на признание титула Ивана III, ведь под его королевской и великокняжеской властью была большая часть Руси, и Полоцк, и Киев. И с какой стати, он, великий князь литовский и король польский, должен давать Ивану III правовые основания для расширения влияния. Ивану Семеновичу Сапеге очень хотелось дать незамедлительный отпор излишним требованиям и необоснованным заявлениям Ивана III. Однако немал риск – дразнить восточного деспота. Отношения между государствами и так слишком напряженные.

В жизни Сапеги случались разные ситуации. Но он всегда выходил из них достойно, оставаясь верным своему долгу. Одинаково уверенно и добросовестно он исполнял посольства что до великого князя Ивана III Московского, что к римскому первосвященнику Александру VI (Родриго Борджиа).

Как человек, приобщенный к западной культуре, Иван Сапега предпочитал вести себя подобающе. Для него важным было сохранить в неприкосновенности собственную честь и достоинство. Вот и теперь, вдруг услышав пустые обвинения из уст Ивана III, Сапега решил ответить словами одного мудрого флорентийца.

«Господину нужно знать, – говорил писарь королевы Елены Московской ее отцу, – что с врагом возможно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю». От неожиданности у Ивана III перехватило дыхание. Как так? Приехал к нему какой-то даже не князь, а так себе писарь, какой-то Ивашка Сапега и позволяет себе невесть что, фактически пытается попрать достоинство царя и великого князя в его собственном доме! Это нельзя оставлять безнаказанным! Иван III еле сдерживал гнев, он было подумал действовать незамедлительно, даже с трона привстал. Однако силой воли сдержался, сел обратно и продолжил слушать с нарочитым вниманием. Как только посол Великого княжества Литовского остановился и перевел взгляд на царя, тот, не скрывая гнева, громогласно и устрашающе произнес: «А ты кто такой будешь? И откуда ты взялся? И кто твой отец, позволь спросить? Которыми землями повелеваешь? Чтобы разговаривать со мной на равных?» Этот тон не напугал, а разве что раззадорил посла. Понимая, что камень брошен в его сторону, Иван Сапега не остался в долгу. Его ответ прозвучал достойно, даже несколько возвышенно: «Великий князь упрекает меня безродностью? Согласен: пусть мой род не столь знатный, но не мною он начинается и, надеюсь, не мною закончится. И одному только Богу известно, чей род угаснет ранее». Это был запрещенный ход. Опытный литвин позволил себе недвусмысленный намек на весьма запутанные семейные дела Ивана III. Удар пришелся ниже пояса.

Ярость овладела Иваном, государем Московской Руси. Мало того, что подсунули его дочери в писари униата-безбожника, отступника от православной веры, так он еще вздумал уму-разуму учить защитника православия в его собственном доме?! Сапега не помнил, как и чем закончилась эта официальная аудиенция у хозяина Московии. Но если бы не снисходительность Ивана III, шалость литвина могла бы стоить ему жизни. Однако время бряцания оружием и состязания в острословии подошло к концу, через некоторое время, после долгих увещаний, Иван III успокоился. Состоялась вторая встреча. При переговорах с глазу на глаз Сапега передал хозяину Московской Руси устное послание его дочери Елены. Заботясь о судьбе своей государыни, он подсказал, как возможно дипломатическими средствами укрепить правовое положение Елены на случай смерти Александра. Во-первых, уже сейчас, при жизни великого князя литовского, нужно утвердить и скрепить подписями и печатями архиепископа краковского и епископа виленского королевскую грамоту, которая давала бы Елене свободу на исповедание православной веры. Во-вторых, не откладывая, ввиду преклонных лет королевы-матери, должно подумать о передаче городов, которые обычно обеспечивали материальное благополучие королев, от нее к Елене. Дельные советы были оценены. Но, даже отпуская Ивана Сапегу домой, московский властитель не смог не зацепить его на людях. Он отправил посла с такими словами: «Ивашка! Привез ты к нам грамоту от дочери нашей, да словами нам от нее говорил, но в грамоте иное, не дело написано, и непригоже ей было о том к нам писать» [122, с. 120]. В этом «Ивашке» был весь смысл восточной деспотии как ее понимал грозный повелитель Московии.