Леонид Дроздов - Ясновельможный пан Лев Сапега

На первой аудиенции, которая проходила 12 апреля 1584 года, Лев Сапега стал свидетелем противостояния между боярскими группировками. На его замечание о неподобающем отношении к посольству никто из бояр не обратил внимания. Их мысли были сосредоточены на борьбе за власть. Впечатления Сапеги от встреч с московскими боярами были не из лучших. Он воочию познакомился с нравами, царившими в Кремле, стал свидетелем возмутительного поведения бояр, между которыми с восхождением на престол нового великого князя еще более возросла конкуренция и взаимная неприязнь. Каждый старался как можно выше подняться по иерархической лестнице, приблизиться к трону, приобрести новые привилегии и земли.

Перед аудиенцией московские бояре, несмотря на присутствие иностранных послов, потеряв всякий стыд, а может, и разум, чуть не поубивали друг друга из-за места в ходе переговоров. Так и не придя к соглашению, многие из них после непристойных споров со злыми ругательствами и непередаваемыми взаимными оскорблениями уехали из Кремля [52, с. 15]. Надо сказать, что биограф Льва Сапеги рисует московскую политическую элиту в самых черных красках. На самом деле нечто подобное происходило и в других государствах, в том числе в Речи Посполитой. Сапегу ничуть не смутило то, как московиты борются за власть. Прием иностранного посла – это как раз та сцена, где и должны быть получены ответы на вопрос «кто есть кто в Московском государстве?». Он, один из первых иностранных послов, понял, что вся реальная – исполнительная власть – сосредоточена в руках трех царских чиновников не самого высокого происхождения: Бориса Годунова да братьев Щелкаловых – Андрея и Василия. Именно они да князь Федор Михайлович Трубецкой остались вести переговоры с послом Стефана Батория.

Как уже указывалось, к концу первого дня переговоров было решено отправить посыльных к королю в Речь Посполитую за новыми грамотами. После долгой волокиты бояре все же согласились на это, хотя и без большой охоты [52, с. 15]. Следует отметить, что в первый же день Сапеге удалось на равных вести разговор с человеком, управлявшим московской внешней политикой долгие годы, – Андреем Щелкаловым. Литовский посол не только не уступил ультимативным требованиям московского «канцлера» «править посольство» к великому князю Федору, но смог убедить его, что это было бы нарушением дипломатической практики. Более того, договоренности с Федором не имели бы юридической силы, так как на переговоры с ним Сапега не был уполномочен.

Тем временем в Речи Посполитой объявились посыльные Льва Сапеги. Они доложили королю о состоянии дел в Московии, о трудностях посольства, и это позволило молодому послу с честью выйти из сложной ситуации. Но хоть новости Баторий узнал вовремя, фактор внезапности, безусловно, был потерян, да и король не мог начать военные действия против Московии в наиболее подходящее для этого время – когда не было монарха и царили беспорядки.

В Москве же очень активно готовился Земский собор. Кандидатура Федора на нем была поддержана, тем самым были подтверждены и полномочия правительства во главе со Щелкаловыми и Годуновым, стоявшими за спиной Федора Ивановича. 31 мая 1584 года состоялась торжественная коронация Федора в Успенском соборе Кремля. Сапега на ней не присутствовал, а потому был лишен возможности насладиться этим действом, которое, как и следовало ожидать, не обошлось без скандала. Не дождавшись окончания церемонии, уставший от ее продолжительности Федор передал шапку Мономаха князю Мстиславскому, а тяжелое золотое яблоко (символ государства) – Борису Годунову, чем привел всех присутствующих в крайнее замешательство.

Наконец гонцы вернулись из Речи Посполитой. По их словам, Измайлов, посол московского двора, который отправился вместе с ними, на приеме у короля вел себя очень скромно, уступал требованиям относительно церемониала, беспрестанно подчеркивал, что московские властители всегда желали мира между странами. И, что стало неприятным сюрпризом для Сапеги, предлагал Измайлов грамоты, гарантирующие неприкосновенность новому послу в Московию. Не заслуживающим доверия юнцом показался Лев Сапега Андрею Щелкалову. Поэтому последний и потребовал «великих литовских послов». Литовские паны-рада, а прежде всего Николай Радзивилл Сиротка, отвечали Измайлову: «Король к государю вашему послов своих слать не хочет, потому: государя нашего посол Лев Сапега и теперь у государя вашего в Москве, а теснота ему великая… с двора литовского человека никакого не спустят, корм дают дурной; литовского посла держат хуже других всех послов: в такое государство никто ни захочет идти в послах, а государь наш силой никого не пошлет… Государя нашего посол теперь на Москве и государь бы ваш отпустил его, да за ним бы своего посла к королю прислал, и государь наш станет советоваться со всею радою и землей, как ему с государем вашим вперед быть, – продолжал с горячностью Сиротка. – Государь ваш молод, а наш государь стар, и государю вашему пригоже к нашему государю писаться младшим братом, да и Смоленска и северских городов государь ваш поступился бы» [123, с. 197, 198]. В этих словах был неприкрытый план действий: вернуть посла, провести сейм и принять решение о войне. Такой поворот событий московитов никак не устраивал.