Array Сборник - Запад против Востока. 2500 лет первой битве

Разумеется, сюжет о необыкновенном великодушии персидского царя Ксеркса стал особенно популярным в эпоху просвещенного абсолютизма XVIII–XIX веков, поскольку соответствовал распространенным тогда патерналистским представлениям об идеальном монархе – строгом и заботливом отце своего народа, который не только действует по закону, карая злоумышленников, но и проявляет «милость к падшим». По мотивам исторического сюжета итальянский либреттист Пьетро Метастазио (1698–1782) написал трагедию «Фемистокл». На ее основе итальянский композитор Андреа Бернаскони (1706–1784) сочинил оперу, имевшую колоссальный успех в театрах Европы.

Творчеством Пьетро Метастазио, которого французский просветитель Жан-Жак Руссо называл «единственным гением», интересовалась русская императрица Екатерина Великая. Являясь автором девяти либретто и многих пьес, она считала творения выдающегося итальянца достойными для подражания, на что указывала своим придворным сочинителям. Среди них выделялся ее личный кабинет-секретарь Гавриил Романович Державин (1743–1816). Уже после смерти государыни он попросил князя П.Г. Гагарина перевести ему трагедию «Фемистокл». Пользуясь представленным подстрочником, русский поэт написал одноименную оперу в трех действиях.

Опера Державина «Фемистокл» представляет огромный исторический интерес как свидетельство творческих исканий замечательного стихотворца. К тому же она соответствовала его искренним монархическим убеждениям. Образ всесильного персидского царя перекликался в его стихах с изображением богоподобной императрицы Екатерины Великой:

Взор, объемлющий моря и сушу, замыкающий в себе целый мир, – таков философский смысл единодержавия, философский смысл власти как земной, так и небесной. Этот выразительный символ всевидящего ока известен с древних времен и присутствует практически во всех мифологиях – от египетской и древнегреческой до буддистской и христианской. Неудивительно, что точно таким же взором обладал в глазах подданных и властитель Азии. Древнегреческий поэт Тимофей Милетский (ок. 450–360 до Р.Х.) в своей поэме «Персы», посвященной битве при Саламине, вложил в уста персидского воина необычную угрозу. Тонущий в море воин грозил морскому богу Посейдону тем, что его повелитель, персидский царь Ксеркс, обязательно расправится с ним за гибель войска в эгейских волнах – замкнет во взор бушующее море:

Тимофей Милетский считался поэтом-новатором. «Если бы мы не имели Тимофея, – говорил Аристотель, – то в нашей лирической поэзии был бы большой пробел». С похвалой отзывался о нем Платон, и даже суровые дорийцы признавали красоту его песен. Однако удивительные новации поэта вызывали и порицания. Выступая на Элевсинских мистериях, Тимофей дерзнул приладить к семиструнной кифаре еще четыре струны, и возмущенные спартанские цари приказали подвергнуть его изгнанию, чтобы «каждый, видя суровый порядок города, воздержался вносить в Спарту что-либо непотребное». По свидетельству Плутарха, комедиограф Ферекрат высмеивал новаторское творчество Тимофея: «Он всех превзошел своими чудовищными диссонансами, от которых ползут мурашки, недопустимые ноты чрезмерной высоты и какие-то свистульки». На эти нападки поэт с вызовом отвечал: «Старых песен я не пою – мои молодые сильнее!».

От обширного творческого наследия Тимофея до нас дошел только отрывок поэмы «Персы», воспевавшей победу эллинов в Саламинской битве. Завершая свой шедевр, поэт пожелал Афинам «цветущего обилия и мира благозакония», что перекликалось с представлением Геродота о свободе и законе как основных категориях афинского бытия.

Саламинская победа обусловила свободное существование Греции в течение двух тысяч лет. Лишь в середине XV века османский султан Магомет Завоеватель покорил многочисленные греческие княжества. Османское иго продолжалось почти три столетия. На рубеже XVIII–XIX столетий в Греции вспыхнуло освободительное движение за независимость, на знамени которого было начертано имя Фемистокла. Молодой греческий поэт Ригас Фереос (1757–1798), призывая сограждан к вооруженному восстанию против чужеземного гнета, обращался к славному прошлому Эллады: «Есть добродетель – любить отечество, родившее великого мужа Фемистокла, которому удивлялся весь мир, север и юг. Будем подражать ему в добродетели и мужестве, славном и похвальном».