Олег Смыслов - «Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова

Милый Алик! Ты очень скромна, а я недогадлив. Вот сегодня я получил жалованье. Прошу тебя, напиши, сколько тебе нужно денег, – вышлю немедленно. А если я тебе не высылал до сего времени, то считал, что и у вас там купить особенно нечего. У меня ведь все же на них можно купить хорошие вещи».

26.4.1942 г.

«И особенно беспокоит потому, что эта связь перервалась как раз в такое время, когда мне особенно хотелось бы не только знать все о тебе, а и узнать о нашем дорогом – сыне (или дочери), – чего я сейчас сказать не могу. Как хотелось бы все это узнать быстрее. Так хочется узнать – как все ли благополучно обошлось и особенно как твое дорогое для меня и нашего ребенка, здоровье, а заодно, и как здоровье и какой у нас с тобой получился ребенок? Все это естественно, меня сильно волнует».

10.5.1942 г.

«Я волнуюсь. Кто у тебя? Сын? Дочь! Не мучь, скорее пиши. Люблю тебя по-прежнему сильно и больше всех на свете. Думается мне, никто так тебя еще никогда не любил. И очень горько читать упреки именно от тебя, моя дорогая».

17.5.1942 г.

«Дорогой и милый Алик! Мой родной! В последних твоих письмах ты обвиняешь меня во всех смертных грехах и делаешь всякие намеки и на «обслуживание» и др. Пойми, дорогой Алик, что это в тебе все говорит ложное чувство. Если тебе по совести сказать, до 22 апреля и я так на тебя думал, правда, теперь думаю, что тебе до определенного времени заниматься флиртом не совсем удобно. Так что все это ерунда. Все это зависит от того, что мы так долго не виделись. Ведь прошло уже много времени, как я не ощущаю тебя вблизи себя. Ты, конечно, выехала рано, о чем тебе в свое время говорил. Но сейчас уже этого не вернешь. Сейчас у меня одна надежда – поскорее узнать о вас, мои родные, дорогие и любимые. (…)

Меня наш великий вождь послал на ответственное задание, и я его скоро, очень скоро выполню с честью. Тогда ты не будешь упрекать меня ни в чем, когда узнаешь, в какой обстановке мы находились. Скоро все же фашистам на этом участке конец. Теперь пойми, могу ли рисковать в этот ответственный период тобой и моим дорогим детищем. Нет и тысячу раз нет. Как ты ни ругайся, все же наконец ты меня поймешь. Я это знаю, потому что знаю тебя. Жду от тебя письма с нетерпением. Потому что обстановка уже сейчас складывается так, что ты уже почти можешь приехать ко мне, а когда я получу от тебя письмо, будет уже очень хорошо».

После того как Гитлер запретил Власову проявлять всякую активность и уточнил, что он «не нуждается во Власове в тылу фронта», генерал Гелен однажды задал Штрик-Штрикфельдту вопрос:

– Как будет реагировать Власов?

– Я должен переговорить с ним открыто. Это принципиальное и, может быть, окончательное решение, которое выбивает почву из-под соглашения, заключенного между мною и Власовым.

– Фюреру Власов не нужен, но нам всем он очень и очень нужен. Скажите ему это, – заключил Гелен.

Известно, что Власов был потрясен и подавлен. А что, собственно, ему оставалось делать?

Вильфрид Карлович передал ему слова генерала, а больше сказать ему было нечего.

Еще в апреле Власов был уверен в успехе. Его поездки на Восточный фронт были чем-то новым. Ему выдали военный билет и поставили на довольствие, а 23 числа наградили медалью «за отвагу» для граждан восточных народов 2-го класса.

«В особняке по Кибицвег, 9 несколько дней дым стоял коромыслом. Испуганные соседи слышали нестройное пение, топот танцующих ног, женский визг и с удивлением наблюдали нетвердо стоявшие на ногах фигуры, которые с наступлением сумерек почему-то предпочитали мочиться в саду под кустами.

Перед домом прохаживался одинокий часовой с винтовкой. Часовой был немец. Но отвечать на вопросы отказывался. Затянувшийся пир был наконец прерван очередной бомбежкой. После этого на чинной и тихой Кибицвег восстановилась тишина. Русское освободительное правительство отсыпалось». (Ю. Квицинский. «Генерал Власов: путь предательства».)

Гораздо серьезнее Власова пострадал Малышкин. Выступая на собрании русских эмигрантов в Париже, он попытался доказать необходимость объединения всех русских формирований под руководством Власова и соответственно высказал отрицательное отношение к деятельности созданного немцами казачьего управления. Сразу же после выступления Малышкина арестовали и в сопровождении немецкого офицера доставили в Берлин.