Олег Смыслов - «Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова

Их признали виновными в том, что в августе 1941 г., оказавшись в окружении немецких войск в районе города Умани, они без сопротивления сдались в плен врагу. На основании постановления особого совещания при НКВ Д СССР от 12 октября 1941 г., то есть до того, как состоялось решение суда, жена Понеделина – Понеделина Н.М. и его отец – Понеделин Г.В. были лишены свободы в исправительно-трудовом лагере сроком на 5 лет каждый. Жена Кириллова – Кириллова Н.М. как член семьи изменника Родины была осуждена 19 октября 1941 г. военным трибуналом Приволжского военного округа к ссылке в Красноярский край сроком на 5 лет.

Самое удивительное, что генерал Качалов погиб в бою 4 августа 1941 г. Тогда советским танкам не удалось прорваться из окружения. Об этом стало известно лишь в 1952 г., когда найдут очевидца этого боя, который вел танк генерала Качалова. Потом этот танк был подбит и загорелся.

Но только 23 декабря 1953 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговор в отношении Качалова В.Я. по вновь открывшимся обстоятельствам отменила и дело прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления. Елена Николаевна Ханчина-Качалова умерла в 1957 г. от тяжелого сердечного заболевания в 45 лет. Ее мать погибла еще в 1944 г. в лагере.

Ни о чем об этом генерал Власов не знал. Власов мог выйти из окружения живым и мог погибнуть при выходе 25 июня. Он мог быть вывезен на танке адъютантом Мерецкова Бородой или выведен нашими разведчиками или партизанами. Он мог. Бояться в принципе ему было нечего, так как 270-й приказ Ставки касался в основным только тех, кто сдавался в плен. Генералы Понеделин и Кириллов хотя в плен добровольно не сдавались, тем не менее попали к немцам.

У Власова было время подумать, и он думал с 25 июня до 12 июля 1942 г. В отечественной литературе бытует мнение: генерал Власов испугался ответственности, струсил и поэтому стал сотрудничать с немцами. А вот в плен попал, потому что не смог выйти из окружения. Но все это не совсем верно. В процессе работы над книгой у меня возникла интересная версия. Я предполагал, что генерал Власов, возможно, хотел остаться на временно оккупированной территории немцами, изменить имя и затеряться там.

Такие примеры были. Генерал-майор Степан Арсентьевич Мошенин, начальник артиллерии 24-й армии Западного фронта, кавалер трех орденов, в октябре 1941 г. вместе со своим штабом оказался в окружении немецких войск. Переоделся в гражданскую одежду, уничтожил личные документы и остался в тылу противника. Задерживался ими, 8 месяцев работал на ремонте и перешивке железнодорожных путей в прифронтовой полосе. В конце июня 1942 г. бежал и устроился на работу в сельскохозяйственную общину. Мошенина арестовали за измену Родине 28 августа 1943 г. Однако у А. А. Власова скрыться, затеряться просто не получилось бы. Его рост, а возможно и роговые очки, были слишком заметными отличиями. Тем более портрет генерала был опубликован во всех газетах на оккупированной территории. Его искали ежедневно. Соответственно, эта версия просто отпадает.

Таким образом, остается одна-единственная версия. Исследуя документы, свидетельства и факты, я пришел к выводу, что боязнь ответственности у Власова все-таки была или, точнее, могла быть. Нельзя забывать, что в те времена были несколько иные понятия о преступлении и наказании.

И судьба генерала, вышедшего из окружения, целиком и полностью зависела от решения, которое примет вождь. А вождь мог его принять только после соответствующих докладов командующего Волховским фронтом, представителя Ставки на Волховском фронте и докладов особого отдела НКВ Д Волховского фронта. Видимо, Андрей Андреевич все-таки боялся ответственности за невыполнение директив Ставки, за потерю управления армией, за свою растерянность и за многое и многое другое. У него были причины чего-то бояться. Например, докладов К.А. Мерецкова, с которым у него были весьма сложные отношения, и докладов А.М. Василевского. В конце концов, Власов мог «придумать сам себе» наказание и испугаться его. В том психологическом состоянии, в котором он находился, видимо, еще с апреля (момента нежелательного назначения по совместительству командармом), потом со 2 июня (дня полного окружения) и наконец с 24 на 25-е июня – дня выхода из окружения. Думаю, он прекрасно понимал, что его карьера на этом может оборваться. Это была своеобразная шахматная игра, когда надо было решать: что делать в сложившейся ситуации? Он боялся возвращаться к своим, боялся встречаться с К.А. Мерецковым, боялся встречи со Сталиным.