Наталья Черникова - Император Всероссийский Николай II Александрович

Эти черты характера подметили еще его преподаватели. Один из них, К. И. Хис, вспоминал, что еще в детстве Николай Александрович был настолько независим в своих суждениях и настолько уверен в себе, что переубедить его было нелегко. Скрытая за внешней благожелательностью твердость характера (или упрямство, по мнению некоторых исследователей) оставалась незамеченной современниками. Во многом этому способствовала и присущая императору сдержанность. Графологи, которым его первая учительница давала ученические тетради будущего монарха, говорили, что определяющей чертой его характера является скрытность. Николай Александрович никогда не горячился, не терял самообладания, и лишь в крайних случаях давал собеседнику понять свое недовольство холодностью обращения. Его учителя вспоминали, что даже в детстве во время ссоры он, чтобы удержаться от резкого слова или движения, молча уходил в другую комнату, брал книгу и только успокоившись, возвращался и вновь принимался за игру, как будто ничего не произошло. Удивительная в ребенке сдержанность сохранилась и в зрелые годы. Привычка скрывать свои эмоции была столь сильна, что современники говорили даже о бессердечии монарха, его «отрешенности» или о непонимании им всей важности происходящего. Более проницательные люди видели иное. Одним из них был принц Генрих Прусский. Брат германского императора Вильгельма II и кузен русского монарха, он осенью 1901 г. гостил у Николая II в Спале и, вернувшись на родину, докладывал германскому канцлеру, что характер Николая II совсем не таков, каким привыкли его видеть. «Царь благожелателен, любезен в обращении, но не так мягок, как зачастую думают, – говорил принц. – Он знает, чего хочет, и не дает никому спуску. Он настроен гуманно, но желает сохранить самодержавный строй».

Лепту в формирование негативного образа внесла и Александра Фёдоровна, которая и после свадьбы вела недопустимую для императрицы уединенную жизнь. Она мало принимала, кроме общих приемов, – только дам по две-три, так что даже приближенным к Николаю II было нелегко с ней познакомиться. На невозможность представиться императрице жаловался и его старый учитель К. П. Победоносцев. Этому были свои причины. Дело в том, что родные языки Александры Фёдоровны – немецкий и английский – при дворе были приняты мало. По-французски она говорила с ошибками, а по-русски вообще стеснялась произнести хотя бы слово, хотя все понимала. Кроме того, Александра Фёдоровна скованно чувствовала себя на публике. Во время представления депутаций 17 января она, по воспоминаниям современника, «держалась совершенно одеревенело» и даже не приветствовала делегатов, когда они друг за другом проходили перед императорской четой. На фоне всегда любезной и улыбающейся императрицы-матери Марии Фёдоровны это выглядело особенно странно. В обществе заговорили о гордости, недоступности молодой царицы, ее презрении к свету и светским обычаям.

Второй шаг в направлении мифологизации личности и политики последнего русского самодержца был сделан во время коронационных торжеств 1896 года. Коронация всегда проходила в первой столице России – Москве, в Успенском соборе Кремля, и сопровождалась целой чередой празднеств. На протяжении XIX века эти празднества становились все более пышными. В 1896 г. только их подготовка заняла более 4 месяцев, а сами торжества продолжались три недели.

Николай II и Александра Фёдоровна прибыли в Москву 6 мая и остановились в путевом Петровском дворце. 9 мая состоялся их торжественный въезд в столицу, причем царь согласно традиции ехал на белом коне, подкованном серебряными подковами. Все время въезда непрестанно звонили колокола московских церквей. 11 мая было торжественно объявлено о священном короновании, назначенном на 14 мая.

Для Николая Александровича и его супруги день венчания на царство был полон мистического смысла. Готовясь принять миропомазание, три дня перед этим они постились. А утром 14 мая, вдохновленные и взволнованные, заняли свои места в процессии. Специально для этого дня в Кремле от Большого дворца до Успенского собора был построен помост, устланный коврами. По нему, сопровождаемые непрерывным колокольным звоном и криками «ура!» прошли в собор Николай II и Александра Фёдоровна. На паперти их встретило духовенство во главе с московским митрополитом Сергием.

В соборе после приветственных слов митрополита Петербургского и Ладожского Палладия царь прочитал Символ Веры. Затем начался чин коронования. Император облачился в порфиру, приказал поднести ему большую императорскую корону, сам надел ее, взял в руки скипетр и державу. После этого к нему подошла императрица Александра Фёдоровна, опустилась на колени. Царь снял свою корону, дотронулся ею до лба жены (это символизировало, что свои права она получает только как супруга царя) и затем надел ей на голову малую корону. После этого, встав на колени, император прочел особую коронационную молитву, начинающуюся словами: «Боже Отцов и Господи милости, Ты избрал мя еси Царя и Судию людям Твоим». Когда он поднялся, на колени опустились все присутствующие, и прозвучала молитва народа за царя. Затем последовала торжественная литургия, после которой царь и царица были миропомазаны. Миропомазание царя – «на челе Его Величества, очах, ноздрях, устах, ушах, персях и на руках» стало возможным благодаря специальным разрезам на одежде. Царица была помазана священным миром только на челе. Сразу после миропомазания колокольный звон и салют из 101 выстрела возвестили народу, что таинство совершилось. Император, уже помазанник Божий, вошел в алтарь через Царские врата, и там приобщился святых таинств «по царскому чину» (как священнослужитель), то есть отдельно Тела и Крови.