Игорь Христофоров - Император Всероссийский Александр II Николаевич

Почему же Крымская война (кстати, в начале 1855 года еще далекая от завершения) стала столь глубокой травмой и для Николая I, и для всего русского общества? Ответить на этот вопрос, анализируя лишь сражения и перемещения войск, конечно, невозможно. В самом деле, достаточно сравнить 1855 год с 1812-м. И тогда Россия воевала практически без союзников, но занятие французами Москвы не только не сломило русских, а лишь сплотило их, не поколебав уверенности в успешном исходе всей кампании. А ведь успехи противника в Крыму не шли ни в какое сравнение с колоссальными успехами Наполеона I!

Между тем, читая разнообразные дневники, заметки и письма 1854–1855 годов, несложно почувствовать атмосферу какой-то надломленности и безысходности, которая воцарилась и в армии, и в обществе. Патриотический порыв постепенно сменился общей апатией и самыми мрачными предчувствиями. Больше всего критиковали бездарность генералов, воровство чиновников и неповоротливость огромной бюрократической машины. Славянофил и пламенный патриот Иван Аксаков, с восторгом встретивший известие о начале войны, через два года, пройдя с ополчением из центра страны до Новороссии, уже не скрывал своего глубокого разочарования: «Как невыносимо тяжело порою жить в России, в этой вонючей среде грязи, пошлости, лжи, обманов, злоупотреблений, добрых малых-мерзавцев, хлебосолов-взяточников, гостеприимных плутов!»

Механизм этого неожиданного и быстрого распада хорошо описала в воспоминаниях уже упоминавшаяся фрейлина Анна Тютчева (кстати, будущая жена Аксакова). Она связала кризис с многолетним развращающим действием системы власти Николая I: «Он чистосердечно и искренне верил, что в состоянии все видеть своими глазами, все слышать своими ушами, все регламентировать по своему разумению, все преобразовывать своею волею. В результате он лишь нагромоздил вокруг своей бесконтрольной власти груду колоссальных злоупотреблений, тем более пагубных, что извне они прикрывались официальной законностью и что ни общественное мнение, ни частная инициатива не имели ни права на них указывать, ни возможности с ними бороться. И вот когда наступил час испытания, вся блестящая фантасмагория этого величественного царствования рассеялась как дым. В самом начале Восточной войны армия оказалась без хорошего вооружения, без амуниции… Финансы оказались истощенными, пути сообщения через огромную империю – непроездными, и при проведении каждого нового мероприятия власть наталкивалась на трудности, создаваемые злоупотреблениями и хищениями. В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию».

Николай I в санях. С картины Н. Е. Сверчкова. 1840-е гг.

Ни громоздкая система управления, ни подконтрольное правительству народное хозяйство, ни самая большая в Европе армия просто не соответствовали требованиям времени и оказались совершенно не способны обеспечить проведение отнюдь не самой масштабной военной кампании. А ведь сорок лет со времен триумфа в наполеоновских войнах большинство русских было уверено (и всячески укреплялось в этой уверенности властью), что их страна – могущественнейшая из держав Европы, что несмотря на «отдельные недостатки», она крепка и стабильна, и что этого запаса прочности хватит надолго. И хотя в середине 1850-х годов ничто в одночасье не рухнуло, да и военное фиаско не было таким уж ужасающим по масштабам и последствиям, произошло самое важное – «революция в сознании». Российская элита (под элитой я имею в виду не узкий слой представителей власти, а образованное общество) пришла к убеждению, что «все нужно менять».

Еще раз подчеркну: это был кризис общественного сознания, вызванный не военными неудачами (совсем не катастрофическими), а тем, что вдруг стало явным абсолютное несоответствие официальной картинки и реальности. «Озлобление против порядков до 1855 года беспредельное и всеобщее», – констатировал в дневнике П. А. Валуев, будущий министр внутренних дел, карьерный бюрократ и человек, абсолютно лояльный трону. В принадлежащем ему же памфлете «Дума русского в половине 1855 года», который ходил по рукам в переписанных от руки копиях (цензуру никто не отменял), этот чиновник выносил приговор николаевской системе изнутри: «Взгляните на годовые отчеты: везде сделано все возможное, везде приобретены успехи, везде водворяется должный порядок; взгляните на дело, отделите правду от неправды и полуправды, и редко где окажется прочное… Сверху блеск, внизу гниль. В творениях нашего официального многословия нет места для истины».