Всякая государственная власть и в мирное время предполагает наличность и осуществляет фактически известные способы самозащиты, пользуясь всей мощью государственно-правового авторитета прежде всего для ограждения своего существования. Тем более правомерно, чтобы Временное Правительство, осуществляющее верховную власть временно - до созыва Учредительного Собрания и условно - в согласии с народной волей, чтобы оно приняло такие превентивные меры, которые необходимы для сохранения добытой в борьбе свободы и юридического закрепления фактической республики. Республиканский режим Франции не помешал в условиях мирного времени издать закон, запрещавший даже в условиях нормального законодательствования вносить в парламент предложения об изменении республиканской формы правления (закон 14 августа 1884). Тем больше оснований - политических и юридических - в переживаемых Россией условиях не создавать обстановки, благоприятствующей течениям враждебным революции, санкционирующей монархическую пропаганду и агитацию и взращивающей чувства любви и преданности к монархической идее. Члены царствовавшего в России дома, будучи формально кандидатами при выборах членов Учредительного Собрания, явились бы на деле теми "черными точками", которые, фиксируя внимание и привлекая сочувствие к личной судьбе жертв революции, самым фактом своего существования восстанавливали бы избирателей против нового строя жизни.
Некоторые члены Особого совещания готовы допустить ограничение избирательных прав членов царствовавшего в России дома, но только после того, как Учредительное Собрание, полновластное и полноправное в выборе формы правления России, остановилось бы на республике.
Между тем совершенно очевидно, что именно тогда, по миновании острого периода революции, меньше всего имело бы и юридического, и морального смысла и оправдания такого рода ограничение". И далее: "Если такого рода исключение и можно считать насилием над свободной волей избирателей, то лишь в такой же мере, в какой некоторые считают насилием, например, одно из основных требований демократического избирательного права - тайную, а не открытую и "свободную" подачу голосов... Революция может позволить государственной власти непривычную для нее роскошь нелицемерного заявления, что интересы настоящей и будущей свободы, воля народа и обеспечение нового строя властно требуют, особенно в переходное до Учредительного Собрания время, для борьбы с монархизмом, который для нас, социалистов и республиканцев по убеждению, всегда был, есть и будет жесточайшим бичом и врагом свободы и народа, требуют не мести и жестокости, а превенции".
Когда в заседании Особого совещания я просматривал написанное, им заинтересовался сидевший рядом со мной M. M. Добраницкий. Он передал мой документ соседу с другой стороны, и, с моего разрешения, без того, чтобы "пустить" заявление среди всех собравшихся, его подписали ближайшие соседи: Добраницкий (от Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов), Липеровский (от фронта), Фролов (от флота) и Бруевич (от Белорусского национального комитета).
Противники, конечно, и сейчас найдут в этом "мнении" проявление демагогии и оппортунизма, если не прямое насилие и политическую трусость. Меня слишком часто упрекали как раз в противоположном - в доктринерстве и приверженности к букве закона, - чтобы справедливо было упрекать и тогда, когда я проявил способность считаться с обстоятельствами и реальной обстановкой. Это не значит, конечно, что, если бы мне сейчас пришлось составлять свое "особое мнение", я бы написал его в тех же выражениях, и, главное, в прежней "тональности".
Вручив заявление председателю, я считал свое дело сделанным и вопрос исчерпанным. Велико же было мое изумление, когда несколько дней спустя, явившись с утра на очередное заседание, я встретил шедшего мне навстречу Ф. Ф. Кокошкина. Он громогласно приветствовал меня:
- Ну, поздравляю вас, Марк Вениаминович. Временное Правительство согласилось с вашим особым мнением и постановило отказать в избирательном праве членам царствовавшего дома. В Положение о выборах включена особая статья...
Это был один из очень редких случаев, когда правительство отступило от предложения Особого совещания. Я никак не ожидал, что вопрос, похороненный в моем сознании, вновь всплывет. Неловко было и перед Кокошкиным.
- Вы огорчены, Федор Федорович?.. . - Не огорчен, но это портит стиль!..
Читать дальше