Марк Вишняк - Годы эмиграции

Дальнейший спор на эту тему, мне казалось, тоже лишался смысла.

Что касается предвидения, я утверждал, что оно никому не давалось и приводил примеры, как самые искушенные историки и политики неизменно попадали впросак в главном даже тогда, когда их частичные предвидения толковались как вещие. И если бы заключение Прошина - "не умеешь предвидеть, шей сапоги" было бы верно, весь мир, а не одна Россия, должен был бы превратиться в сапожную мастерскую.

В процессе спора с Прошиным вступили в спор и другие по отдельным частностям. Так, Ю. Серчинский ополчился не на меня одного, а на "наших политических отцов" за упоминание о том, что и Пушкин благословлял террор против тиранов-"злодеев": "самовластного" и "увенчанного".

По мнению оппонента, я воспользовался "неосторожной цитатой"" из поэмы "Вольность" и Пушкина "упростил" - "отрастил у Пушкина шевелюру и остроконечную бородку народного трибуна и потрясателя основ", - что, конечно, было чистой фантазией оппонента. Но "Кинжал" Пушкина и Сречинский не решился отвергнуть - даже прославил его, отдав предпочтение кинжалу перед бомбой, поражающей часто не только злодея, а и посторонних.

В заключение он предостерегал против "желания повергнуть противника в прах с помощью Пушкина". С этим я согласился, предложив "врачу" самому исцелиться. Но Сречинский не успокоился и в последующей статье напал на меня уже за другое: за то, что для меня "не существует различия ни юридического, ни морального, ни фактического" между законным злодеем, "представителем династии, занимающей престол на основании определенных прав" (подразумевался Павел I, "Калигула" у Пушкина), и "узурпатором, захватившим престол насилием" (Наполеон). Мне вменялось в вину умолчание о том, что "увенчанный злодей" погиб, по характеристике Пушкина, под "бесславными ударами". И, наконец, на том основании, что в "действиях всех царей, кроме строго конституционных, всегда имеется элемент деспотизма", мне приписывалось признание "истребления царей гражданской добродетелью".

Узнал я также, что есть разница между политическим убийством и политическим террором, не оправдываемым даже в той мере, в какой может быть оправдано первое. История России, при этом изображалась обратно той, какой она была в действительности. Оказывается не "трагедия террора" была производной, а {237} "трагедия власти" выросла из трагедии террора, из-за которого власть будто бы лишена была возможности сотрудничать со страной...

Рассуждения об историческом предвидении вызвали возражения со стороны А. Тарсаидзе в части, где я упомянул о предвидении Распутиным будущего русской монархии. Оппонент признал мои соображения "необоснованными", а для своего "обоснования" сослался не на факт, а на его отсутствие - отсутствие подтверждения тому в переписке царской четы.

При этом, помимо свидетелей, показания коих он оспаривал, он обошел молчанием других свидетелей, мною упомянутых, - в их числе такого осведомленного, как Танееву-Вырубову, - к которым в ответной реплике я прибавил: директора департамента полиции Белецкого, дочь Распутина, посла Палеолога, историка Фюлоп-Миллера.

Сорокалетие ликвидации Всероссийского Учредительного Собрания было названо в американском Тайм "Днем, когда демократия в России умерла", а статья на эту тему начиналась вступительными словами от редакции: Учредительное Собрание было "единственным свободно избранным парламентом в истории России".

Эта характеристика, естественно, многим пришлась не по вкусу. И когда я встретил возражения этому взгляду в печати и в личных беседах, я написал статью "Народное представительство в России". Очень коротко упомянув о вече и Земских соборах, я остановился подробнее на выборах в Государственные Думы, получивших авторитетное освещение в вышедших незадолго до второй мировой войны в сравнительно мало известных воспоминаниях организатора выборов, последнего государственного секретаря российской империи С. Е. Крыжановского.

Моя статья вызвала возражения со стороны проф. С. Пушкарева. Существо разногласия состояло в различной оценке Земских Соборов и выборов в Государственные Думы. Оппонент, по моему убеждению, преувеличивал и идеализировал эту роль. В подкрепление своего мнения о Соборах он отобрал суждения историков, положительно расценивавших эту роль, и игнорировал взгляды других, даже такого авторитета, как знаменитый Б. Н. Чичерин, который утверждал, что Земские Соборы исчезли "не вследствие сословной розни или опасения царей, а просто вследствие внутреннего ничтожества .. .