Юрий Емельянов - Юрий Емельянов. Троцкий. Лев революции

Если верить Зиву, то Бронштейн сильно преувеличивал собственную роль в организации «Южно-русского рабочего союза», который был создан весной 1897 года. Известно, что помимо Бронштейна ведущую роль в его руководстве играли А.Л. Соколовская, ее братья, Г.Л. и И.Л. Соколовские, Р.С. Короткое, И.А. Мухин, Г.В. Лейкин, А.С. Бабенко. Хотя среди членов новой организации преобладали молодые люди, подавляющее большинство из них были старше Левы Бронштейна.

Возможно, что, став членом тайной организации, Лейба постарался убедить А. Зива в том, что он являтся ее создателем и в его руках нити, связывающие ее с другими революционными центрами. Хотя в своей автобиографии Троцкий не повторял этой версии, он все же написал, что лично составил устав организации в «социал-демократическом духе».

В эти же годы в России происходил бурный рост организаций социал-демократического направления. Как отмечалось в многотомной «Истории КПСС», «марксистские кружки создавались в Одессе, Екатеринославе, Харькове, Ростове-на-Дону, Николаеве и в других городах юга страны. Организаторами их, как правило, были революционеры из интеллигентской среды». Знаменательно, что когда в 1897 году встал вопрос о подготовке I съезда Российской социал-демократической рабочей партии, николаевский союз, а также одесская и «молодая» петербургская социал-демократическая группы не были допущены на съезд «как не вполне устойчивые и недостаточно конспиративные».

Для такого суждения были веские основания. Из рассказов Троцкого следует, что многие члены «Южно-русского рабочего союза», включая его самого, были еще далеки от идей социал-демократии и марксизма. Значительную часть новых членов составили рабочие, бывшие членами различных религиозных сект. Как писал Троцкий, «некоторые называли себя баптистами, штундистами, евангельскими христианами… В первые недели наших бесед некоторые из них еще употребляли сектантские обороты и прибегали к сравнениям с эпохой первых христиан». Вероятно, среди этих людей, выступавших против православия, члены «Союза» рассчитывали распространить их оппозиционность и на другие стороны российской жизни.

Однако юные энтузиасты не были готовы для ведения пропаганды среди рабочих. Об этом свидетельствовало пробное пропагандистское выступление Бронштейна среди своих товарищей. Как вспоминал А. Зив, Лев Бронштейн «цитировал Гумпловица и Джона Стюарта Милля и в конце концов совершенно запутался. Его фразы становились все более трескучими и невразумительными. Аудитория, искренне сочувствовавшая оратору, не знала, как ему помочь завершить его речь. Когда же он, наконец, замолк и попросил задавать ему вопросы по обсуждавшейся теме, то все молчали, так как не знали, что же это была за тема. Оратор прошествовал через комнату и бросился на диван, уткнувшись лицом в подушку. Он был покрыт потом, а его спина тряслась от беззвучных рыданий. Мы все от души жалели его».

Бронштейну пришлось много учиться, прежде чем он стал кумиром массовых аудиторий. Эта учеба началась в Николаеве. Свои первые уроки он получил от рабочего И.А. Мухина, который был старше Лейбы на 10лет и, по словам последнего, казался ему стариком.

Объясняя Бронштейну свой метод пропаганды среди сектантов, Мухин говорил: «Евангелие для меня в этом деле, как крючок. Я с религии начинаю, а перевожу на жизнь. Я штундистам на днях на фасолях всю правду раскрыл». – «Как на фасолях?» – «Очень просто: кладу зерно на стол – вот это царь, кругом еще обкладываю зерна: это министры, архиереи, генералы, дальше – дворянство, купечество, а вот эти фасоли кучей – простой народ. Теперь спрашиваю: где царь? Он показывает в середку. Где министры? Показывает кругом. Как я ему сказал, так он мне и говорит. Ну теперь постой… Тут я, значит, рукой все фасоли и перемешал. А ну-ка покажи, где царь? Где министры? Да кто ж его, говорит, теперь узнает? Теперь его не найдешь… Вот то-то, говорю, и есть, что не найдешь, вот так, говорю, и надо все фасоли перемешать».

Этот рассказ Мухина потряс Бронштейна. По его словам, он «даже вспотел от восторга… Вот это настоящее, а мы мудрили, да гадали, да дожидались». С одной стороны, Бронштейн понял, что изложение плохо переваренных им работ Гумпловица и Милля не будут поняты рабочими. Для пропаганды надо использовать самые простые и понятные слова и образы. С другой стороны, для него стало очевидно, что внимание надо уделять не изучению теории прибавочной стоимости, а самыми немудрящими приемами внедрять в сознание рабочих мысль о том, что главное – это «перемешать» Россию.