Николай Шахмагонов - Бецкой и его государыня-дочь. Тайны царской династии в исторических романах

– Потому вас и приставили к нам?

Бецкой улыбнулся и ответил:

– Тот, кто принял сие решение, государыня-доченька, не ведал того. Но ему было аккуратно подсказано.

Императрица сразу заметила, что Бецкой перешёл на ты и избрал эту необычную форму обращения – государыня-доченька. Она понимала, что нет никакой нужды предупреждать его о том, что подобное возможно лишь без посторонних ушей. Ровно, как и она не могла сделать ни малейшего намёка в своих словах на их отношения, разговаривая с ним прилюдно.

– Ну что ж, батюшка Иван Иваныч, вот и вынесла нас судьба на гребень истории. Ныне, пока ещё дела не навалились водопадом, как, полагаю, навалятся уже завтра, я хотела расспросить о многом.

– Вашего императорского величества Бецкой к твоим услугам, государыня-доченька.

Тонко сказано. Оценила императрица эту фразу. Всё аккуратно разделено: официально – императорское величество, неофициально – всё-таки государыня-доченька.

Что же далее крутить вокруг, да около!? Ей очень хотелось, да и было очень важно узнать как можно больше о своей тайной родословной. Узнать, конечно, для себя, но теперь ведь всё, что касалось её лично, не могло не коснуться при известных условиях всего государства.

– Да, мне матушка говорила, что я – дочь русского князя, – начала государыня. – Она призналась в этом ещё по дороге в Петербург, опасаясь, что в столице, может статься, и словом не перекинуться без посторонних ушей.

– Внучка русского князя Ивана Юрьевича Трубецкого, – поправил Иван Иванович, – Словом ты, государыня-доченька, по деду своему вовсе не Романова, а Трубецкая. Трубецкие же, сама знаешь, от рода русского, от Рюриковичей. Недаром князь из рода Трубецких, соратник освободителя Москвы князя Пожарского, был среди тех, кого прочили в цари на соборе февральском шестьсот тринадцатого года. Да вот только дочка не князя, а всего лишь камергера Бецкого, правда, хоть не в браке рожденного, а ведь того же всё-таки царственного роду. Закончилась династия Романовых, по умолчанию закончилась, хотя, конечно, звать-то государей будут не Рюриковичами. Что поделать?

– А, полно… Это всё условности: полагаю, что сын князя и есть князь. А верно ли говорили, что батюшка твой, Иван Юрьевич, собирался перед уходом в лучший мир дать тебе фамилию именно княжескую?

– Верно. Императрица Елизавета Петровна готова была утвердить сие его решение, да я отказался. Я уже сам был – Иван Бецкой! У меня уже было своё имя и хотел, чтобы оно у меня осталось.

– Не знаю, разумно ли, но, по-моему, всё-таки похвально! – резюмировала государыня: – Много я слышала о князе Иване Юрьевиче, очень много. Но, думаю, не всё или далеко не всё, что слышала, верно. Хотела бы от тебя услышать то, что ему удалось испытать в младые свои годы. Плен – не шутка. Про плен его разное говорено и написано разное. И твои личные впечатления интересны – ведь на свет-то ты там появился, в плену?

– Да, это так, – кивнул Бецкой: – Ну что же, много сам-то не увидел, а коли и увидел, то не осознал по младости лет. А вот батюшка не раз про свои злоключения рассказывал и по мере того, как я подрастал, со всё большими подробностями и подробностями важнейшими, о которых тебе, государыня-доченька, вряд ли сказывали, потому как, кроме него неведомо то было никому.

– Вот это и хотелось мне услышать. Чувствую, что много тайного в тех делах давно минувших лет.

Всё это время Иван Иванович Бецкой стоял неподалёку от стола, предназначенного для аудиенции, а императрица прохаживалась по комнате, чтобы иногда иметь возможность не смотреть в глаза собеседнику – так легче было вести этот непростой разговор. Теперь же она указала на кресло, а сама отошла к камину, быстро, сноровисто приготовила кофе и поставила на стол две чашечки.

Поразительные способности императрицы готовить этот поистине бодрящий напиток стали легендой. В более поздние годы рассказывали, что однажды полицмейстер, зайдя утром для доклада раньше положенного времени, застал государыню за питием кофе, приготовленным, по обычаю, ею самой. Она тут же угостила его, позабыв предупредить, что это за напиток, и ему после нескольких глотков потребовался лекарь. Едва откачали.

Но такого мастерства она достигла не сразу, не сразу и необходимость появилась подобным способом придавать себе бодрости на целый день – а дни государыни были в грядущем насыщены до предела и требовали от неё колоссального сосредоточения всех моральных и физических сил.