В конце этой вереницы божеств, продефилировавших на этих страницах, должен быть помещен еще один бог. Он возник на развалинах республики и вошел в Рим вместе с победоносными императорскими легионами. Это был сам император, вознесенный Фортуной высоко над другими людьми и уже этим самым завоевавший право примкнуть к сонму небожителей.
В 27 г. до н. э. император Октавиан получил от римского сената титул Августа — священного. Около этого времени его культ был учрежден в некоторых восточных провинциях. Ему воздвигаются храмы, его имени придаются эпитеты: благодетель, избавитель, спаситель.
Последним эпитетом император вводился в круг сотерических (т. е. спасительных) божеств, к которым в общем следует отнести и Иисуса Христа. В магической раннехристианской формуле, образованной из первых букв греческого слова «ихтюс», к Христу прилагается тот же термин «сотер» — спаситель.
«Пришествие» Августа изображалось льстивыми придворными как исполнение воли провидения [85] Н. А. Машкин. Принципат Августа. М., 1949, стр. 564 и сл.
. Вокруг его биографии начинают складываться благочестивые легенды. Светоний собрал целый ряд таких рассказов о «счастливых и великих» знамениях, связанных с рождением и младенчеством Августа. Тут и вещие сны, в которых Юпитер отличает его от других отроков и вручает печать республики, и необычное зачатие. Совсем как евангельская Мария, мать Августа Атия родила его от бога Аполлона, который под видом дракона сочетался с ней, когда она в полночь заснула в его храме [86] Светоний. Жизнеописания двенадцати Цезарей, Август, 94.
. Таким образом, император оказался прямым потомком Аполлона, и это, разумеется, освящало его земную власть и давало право на божеские почести.
Так устанавливается культ императора, возникают особые жреческие коллегии, перед его изображениями приносятся жертвы, и новый культ входит как равный в состав других культов империи. Искусственное, часто насильственное насаждение императорского культа является характерным штрихом для тех исканий, которые в первые века империи велись и снизу и сверху.
Император Август — верховный жрец. Рим. Национальный музей.
* * *
Мы уже упоминали о скептицизме, овладевшем образованными слоями римского общества на рубеже между республикой и империей. Он не исчезает и в дальнейшем; сатиры Лукиана, который, по выражению Энгельса, одинаково смеялся и над язычеством и над христианством, имели широкий круг читателей. Взгляды эпикурейцев на загробную жизнь, их суждения о невмешательстве богов в дела людей пользовались распространением, и бытовая зарисовка Лукиана, где приверженцы лжепророка Александра прежде чем начать мистерии символически изгоняют эпикурейцев, достаточно выразительно свидетельствует об известности последних.
Идеи скептицизма в известной степени коснулись и «маленьких людей». В ряде эпитафий они выражают сомнения в загробной жизни, в воздаянии, в значении благочестия для получения потустороннего блаженства. Иногда такие взгляды вызывают у авторов эпитафий глубокий пессимизм, иногда в них явственно ощущается влияние эпикуреизма.
Красильщик Амарант и привратник Филолог, бывшие в разное время мужьями покойной Гилары, просят ее помнить о них, если только те, подчеркивает автор надгробия, кто под землей, способны что-либо чувствовать. Вольноотпущенник Гермен в эпитафии на могиле жены пишет: «Прошу вас, маны, если вы существуете (разрядка моя. — М. К .), чтобы Требеллии было хорошо» [87] Цит. по кн.: Е. М. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя…, стр. 135.
. Некий отпущенник, чьим уделом в течение всей жизни был обременительный труд, пишет в эпитафии, что хотя могила — отдых, однако он не знает, что он теперь, и не знает, чем будет. «Небольшое утешение, — констатирует эпитафия, — остается нам за наши дела» [88] Там же, стр. 134.
.
В некоторых надписях неверие в загробное существование завершается советом пользоваться всеми благами, пока человек жив. В других содержатся глубокие раздумья над проблемой жизни и смерти. «Некогда нас не было, — пишется в одной эпитафии, — мы родились, теперь мы пребываем в покое такими, какими были, оставь же заботы». «Меня не было, меня нет, и это меня не касается» [89] Там же.
,— перелагает эпитафия некоей Примитивы, жены раба-управителя, известное изречение Эпикура: «…смерть не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем» [90] Эпикур приветствует Менекея. — Сб. «Материалисты древней Греции», М., 1955, стр. 209.
.
Читать дальше