Татьяна Иванько - МилЛЕниум (Повесть о настоящем) Том 2

Мы потащили воду обратно, радость, возбуждение забурлили в нашей крови: будем жить…

Но уже почти у стены нас накрыли очереди, духи заметили нас всё же и косят огнём. Масёл подхватил упаковку и бегом добрался до стены, спасая бесценный припас…

Ранило всех. Меня едва задело, я не заметил даже, только разобравшись со всеми заметил, как саднит плечо и перевязал касательно ранение.

Троих я оперировал. Варвара был ранен в грудь серьёзно, от кровотечения поджалось лёгкое, и он едва не задохнулся. Теперь он спал, но к утру ему стало значительно лучше, к обеду уже встал…

Коленка, потерял кисть правой руки и контужен. Я оперировал его, провёл первичную хирургическую обработку раны, зашил сосуды, ввёл антибиотик. Наркотик помог ему не страдать от болей…

Волков ранен в плечо. Сильное кровотечение угрожало его жизни…

Когда уже под утро мы, оставшиеся в живых и в сознании, устраивались спать, Волков сказал:

– Насколько я понимаю, если бы не ты, Лютер, сегодня не шестеро бы нас тут ложились спать, а… Намного меньше.

– Спи, Волков, – сказал я, укрываясь серым одеялом из множества тех, что были в этом больничном подвале.

– Спасибо, – проговорил он тихо, но отчётливо.

– Спасибо скажешь, когда выберемся отсюда. И потом… воду-то Масёл спас, – ответил я, засмеявшись и устраиваясь на матрасе, на бетонном полу. Матрасов сколько хочешь, и мы спим как принцессы на горошинах на нескольких тюфяках. Хотя бы не простывает никто от подвальных стен и полов.

Я заснул быстро, едва накрылся почти с головой…

Утром мы выбрались вновь наверх, на нашу позицию, мы это делали и будем делать, пока хоть кто-то из нас останется способен держать автомат в руках… Нам и в головы не приходит залечь в нашем подвале и дожидаться пока нас не вызволят. Ждать так, всё равно, что сдаться. Раненые, я уверен, все захирели бы тут же, прекратив сражаться. Но мы не надеялись на вызволение, а плена мы боимся куда больше, чем смерти. Мы знали уже, что делают с нашими бойцами в плену…

Поэтому мы потащили наверх патроны, гранаты и продолжили свой «рабочий день». Только Коленка и Варвара остались в подвале, Коленка спал пока наркотическим сном.

На рассвете он проснулся было, и взялся стонать от болей в оторванной руке. Пришлось снова загрузить его морфином… Варваре же к вечеру лучше, как ни удивительно, он даже не лихорадит. Только говорить я пока не разрешаю ему. Да и ходить пока тоже. Вот и остаются они двое в компании Волыны и её выводка.

Так что воюем мы вчетвером сегодня. Сколько их ещё, духов, чехов, боевиков? Как ни называй наших врагов, они начинают казаться гидрой. Мы бьём, но их только больше…

Они стреляют то короткими очередями, то отдельными выстрелами, а то принимаются долбить из «градов» и миномётов опять. Мина взорвалась совсем рядом с нами, но наше здание уже не только без крыши, но и без второго этажа, в нас труднее попадать теперь…

– До конца трёх месяцев сидеть тут будем надо думать, – смеётся вечером Масёл.

– Это ещё полтора? – Волков тоже захохотал.

И нам не верится, что прошло только шесть недель, как мы приехали сюда. Кажется, прошло несколько лет…

– Ты давно женат-то, Лютер? – спросил Масёл, когда мы уже легли, после того, как разбудили и кое-как напоили водой Коленку, он обмочил штаны во сне, и мы раздели его и переложили на другие матрасы, которых тут, в бывшем госпитале, изобилие.

– Давно… – проговорил я, не размышляя. – Я всю жизнь на ней женат. Сколько помню себя…

– Как это? – не понял Волков.

– Так это… – за меня ответил Масёл каким-то глухим голосом. – Счастливый ты… Тебе сколько лет?

– Десятого исполнилось двадцать три, – мы разговаривали в темноте, берегли батареи, если только факелы сделать зажечь, но они станут кислород выжигать…

Я удивился, действительно, ведь день рождения прошёл…

– Это чё, здесь уже? Что не сказал? Отметили бы…

– Да я забыл… я и сейчас-то, потому что ты спросил, вспомнил.

– А мне двадцать шесть. Но ни жены, ни… девушки по-серьёзному у меня не было никогда… – сказал Масёл с выдохом.

– Будет ещё, – говорю я.

– А я развёлся, – говорит Галушка. – Гулять стала, стерва, прикиньте! И добро бы не знал никто, так нет, всякий козёл мне намекал…

– А если бы не знал, ты простил бы что ли?

– Простил бы, подумаешь… – легко говорит он и я уверен, что он так легко соглашается, потому что он здесь, потому что у него просто нет возможности простить или нет. Да и нужно ли ей его прощение?… но он продолжил мечтательно: – Я же её люблю… Три года как развелись, она за другого давно вышла. А я всё думаю, может, уехать надо было вместе?.. Увезти её от него, да и всё?