Андрей Фурсов - Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

– Перенесёмся из 1980-х в 1930-е годы. Скажите, Андрей Ильич, когда вы рассматриваете эту эпоху, то в отличие от многих историков смело употребляете слова «террор» и «репрессии». Для большинства же из них речь идёт исключительно о борьбе с врагами народа. Для Вас в этом нет противоречия?

– Нет, противоречия не вижу. Подавление врага, тем более «пятой колонны» всегда предполагает репрессии большего или меньшего масштаба, большей или меньшей степени жёсткости. Важно, кто объект этих действий, кто субъект и какова цель. Уинстон Черчилль специально подчеркнул, что одна из причин победы СССР в Великой Отечественной войне заключается в том, что в самый канун войны была разгромлена «пятая колонна». Впрочем, добавлю я, как показала послевоенная история, не до конца.

Разумеется, сводить так называемые «сталинские репрессии» к борьбе с «пятой колонной» было бы ошибочно.

– Почему «так называемые»?

– Потому что послевоенная номенклатура, в том числе и та её часть, у которой, как у Хрущёва, руки были по локоть, а то и по плечи в крови, решила свалить всё на одного человека (такого в реальности не бывает), а всю сложность властных и социальных процессов свести к репрессиям, обозвав их сталинскими. Ну а шестидесятники и диссиденты эту интерпретацию радостно подхватили под аплодисменты противников СССР на Западе. В реальности 1922–1939 гг. – это время холодной гражданской войны, пришедшей на смену «горячей» и ставшей её продолжением. У этого продолжения несколько аспектов. Аспект № 1 – подавление тех групп, которые реально противостояли строительству социализма. Аспект № 2 – борьба за место под властным солнцем среди самих победителей. Два эти процесса, переплетаясь, били со страшной силой и по невиновным. Аспект № 3 – конкретная властная и социальная ситуации второй половины 1930-х годов. Сталин, стремясь расширить и укрепить социальную базу режима, попытался ввести в будущую конституцию положение об альтернативных выборах. И потерпел поражение от собственного же Политбюро – это хорошо показал в своих работах историк Юрий Жуков. Проблема, однако, не ограничивалась Политбюро. «Региональные бароны» типа Эйхе, Хрущёва, Постышева и других, понимая, чем может им грозить подобное расширение социальной базы («народ может выбрать детей помещиков, попов и капиталистов»), не просто оказали сопротивление Сталину, но развернули наступление, потребовав репрессий против «антисоветских элементов». Наступавших – «детей XVII съезда ВКП(б)» – было большинство, и если бы Сталин не отступил, то запросто сам мог бы оказаться на Лубянке. Однако вождь нашёл асимметричный ответ: в запущенную партверхушкой мясорубку репрессий он втянул саму эту верхушку; средство – ежовщина; а когда задача была решена, место Н. И. Ежова занял Л. П. Берия и началась «бериевская оттепель».

Таким образом, речь должна идти не о неких «сталинских репрессиях», а об очень сложном, многослойном, противоречивом и разноскоростном процессе социальной борьбы. Причём массовыми были репрессии, развёрнутые «ретональными баронами», такими «стахановцами террора» как Эйхе, Хрущёв и др.; репрессии против верхушки носили ограниченно-селективный характер (по сравнению с первым пластом). Кроме социальной борьбы имела место и экономическая. Я имею в виду борьбу с коррупцией в высших эшелонах власти. По свидетельствам очевидцев, Сталин, присутствуя на допросах представителей партверхушки, всегда задавал им один и тот же вопрос: «Гдэ дэньги?».

– Когда анализируешь дискуссии вокруг террора, складывается впечатление, что у потерпевших и особенно у их родственников к Сталину есть исключительно личные счёты, но никак не исторические и не общественные. И чисто по-человечески их можно понять. Но с другой стороны, стоит лишь для себя произнести одно слово с вопросительным знаком – «почему?» и картина предстаёт под совершенно другим углом зрения. Разумеется, если мы сразу отбросим в сторону глупости по поводу паранойи Сталина и т. д.

– У разных людей разные счеты. Сейчас я много общаюсь с молодежью и могу утверждать, что в последние 5–6 лет пришло новое поколение, которое, столкнувшись в постсоветской реальности с социальной несправедливостью, незащищенностью, совершенно по-другому относится к сталинской эпохе. И в этом я вижу наглядное проявление именно общественного интереса. Не случайно в телепроекте «Имя Россия» всем было понятно, кто победил. И то, что Сталина «отодвинули», это как пел Галич: «Это рыжий все на публику». И чтобы не допустить второго прокола, теленачальники подстраховались, и в проекте о военачальниках решили ограничиться полководцами. Если бы этой оговорки не было, опять бы победил товарищ Сталин, потому что он был верховным главнокомандующим в самой главной войне нашей истории.