Юрий Денисов - Версия-21

И в это время открылась дверь читального зала и щелкнул выключатель. Друзья мгновенно были ослеплены, но не приглушенным матовым светом в светильниках читального зала, а ослепительным видением, чудным мгновением появления Юли, помощницы директрисы. Ее молодость, ее очарование, ее невообразимое одеяние так поразили наших героев, что все мысли о войне унеслись далеко-далеко. А волшебное действие продолжалось. Юля невообразимой походкой на высоких каблуках, с загадочной полуулыбкой бесшумно приближалась, глубокий вырез ее прозрачной кофточки и немыслимо короткая юбка на удивительно стройных ногах – поражали наповал. Друзья оцепенели. Оцепенели не только их фигуры, застыли и оцепенели их взгляды. А мимолетное видение, подойдя к столику друзей, с загадочной улыбкой и глубоким книксеном, пригласила товарищей офицеров на неофициальную часть торжества в кабинет заведующей, и так же натренированной походкой «Мисс Севастополь» прошла в директорскую и скрылась за дверью. Пока она шла, оцепенение продолжалось. Такими красавицами был полон город, и это не только отражалось на настроении его гостей, но и заставляло таких обитателей, как наши герои, держать себя постоянно в мужской офицерской форме. Чудное мгновение закончилось, и товарищи офицеры, в соответствии с приглашением, направились в кабинет директора.

Библиотечное сообщество было в сборе. Все были оживлены, нарядны и красивы. Был накрыт скромный стол. Но когда господа офицеры освободили свои портфели, стол перестал быть скромным, и это внесло дополнительное оживление во всей честной компании. Вечер прошел как обычно, в милых приятных разговорах о судьбах русской литературы. Молодой человек Александр, как оказалось, друг Юли, прочел несколько стихотворений из поэтов «серебряного века». Фортепиано в библиотеке не было, и несколько песен было исполнено тихими задушевными голосами «а капелла». Друзья хорошо отдохнули, забыв на несколько часов о своих скромных делах и о своих военно-исторических увлечениях. Был уже глубокий вечер, когда все стали собираться. Юля, которая была несомненным украшением вечера, облачилась в какое-то длинное серое одеяние и вдруг стала совсем незаметной. Эдуард опять оцепенел и прошептал на ухо Орлову: «Смотри, Володя, что делает маскировка. Только так, серой невидимой тенью, красивая девушка должна ходить по ночному городу». Не забыв свои мальчишеские выходки, друзья над разгромленным столом подняли «на посошок» свои бокалы и, подчеркнуто церемониально, произнесли свои тосты: Карамзин – «За русскую литературу!», Орлов – «За ее верных служителей – библиотекарей!», Победимцев – «За верность долгу и искусству!» Все были знакомы с этой традицией. Каждый, по желанию, тоже что-нибудь выпил, и, весело улыбаясь, общество вышло в глухую темную севастопольскую ночь.

Программа «Светлый город» не работала, но, как всегда в таких случаях, микроавтобус обеспечивал сын Карамзина. Все устроились в автобусе и благополучно отъехали, а Эдуард с супругой Элеонорой Романовной и Георгий с Ольгой Сергеевной, поскольку жили рядом, решили прогуляться. Пошли провожать Карамзиных. А поскольку самое лучшее в мире красное сухое вино никогда не валило с ног и даже не утомляло, потекли разговоры. И, куда деваться, снова вышли на тему о первом налете. Элеонора Романовна знала тему и с интересом слушала, временами задавая вопросы, что совершенно не мешало друзьям, а несколько более сильно будоражило память и разжигало воображение. В тишине безоблачной августовской севастопольской ночи под шорох листвы метались над городом образы Сталина и Берии, Тимошенко и Жукова, Октябрьского и Кулакова, гудели неизвестные самолеты. Метались прожектора, гремели зенитки, висели в небе белые парашюты и стремительно падали вниз донные мины с серо-зелеными парашютами. И в виртуальных декорациях этого исторического действия из темного хаоса прошлого вставали и падали вопросы, вопросы, вопросы. Георгий и Эдуард, не растекаясь мыслью по древу, и продолжили тему дня, тему мемуаров вокруг налетов, «вальс мемуаров», как определил эту тему Карамзин. «Вальс мемуаров» – пропела эту тему Элеонора Романовна, «Вальс мемуаров» – согласился Эдуард.

За прошедшее время Эдуард ближе познакомился с Адлером. А набравшись новых впечатлений, поделился с Георгием. И сегодня, говоря о мемуарах, повел о них разговор с некой психологической точки зрения: «Очень интересной оказалась тема взаимоотношений авторов мемуаров. А здесь, как обычно, стена вопросов. Почему Жуков ни слова не говорит о Буденном? Все-таки первый замнаркома – он, а не Жуков! А Буденный вместе с Тимошенко и Жуковым присутствуют на совещании 21-го июня у Сталина. В наркомате обороны Буденный был доверенным лицом Сталина и пользовался не меньшим влиянием, чем сам Тимошенко. Это известно сейчас, было известно и тогда. Кстати, о доверенных лицах. Сталин везде, в каждом наркомате и не только, имел своих доверенных лиц, личных персональных осведомителей. В наркомате обороны и соответственно в генштабе, который входил в структуру наркомата обороны, и был С. Буденный. А в наркомате ВМФ – адмирал Исаков. Так вот, 21-го и 22-го июня фактически Буденный есть везде, а у Жукова его нет нигде. Но к нашей теме это прямого отношения не имеет. А вот почему Жуков общается с Октябрьским и не общается с Кузнецовым – не понятно. А Кузнецов как-то вообще умудряется не общаться ни с Жуковым, ни с Октябрьским, ни с Исаковым. И нигде не вспоминает о Кулакове. Загадки этого феномена темными облаками нависают над нами и сегодня. Жуков, как оказалось, еще в апреле 41-го года натравил на Кузнецова НКВД за нарушение приказа об открытии огня по пересекающим границу немецким самолетам-разведчикам, и якобы от больших неприятностей Кузнецова избавил только сам Сталин. А Исаков, как оказалось, очень часто бывал у Сталина и без Кузнецова, и, как мне кажется, это не могло не волновать Кузнецова. Также известно, что после войны Сталин и Берия громили наркомат Кузнецова. Кузнецов был отстранен, был суд чести, был реальный суд и во всех этих делах очень неблаговидную роль играли Исаков, Октябрьский и особенно Кулаков. Эти обстоятельства легли призрачной тенью на мемуары всех действующих лиц. Но все-таки правда в том, что в мемуарах столько неправды, что эта психология существенно не мешает, но, конечно, не помогает разобраться в реальном существе дела. И тем не менее без психологических отмычек ну никак не обойтись. А как интересно пишет дочь Октябрьского Римма о переживаниях ее отца о первом налете! Этими переживаниями, по книге дочери, Октябрьский мучился всю жизнь. У меня создалось впечатление, что сам Октябрьский так до конца жизни и не понял, что же это было. И что интересно, в связи с этим вспоминает такие же свои душевные терзания во времена инцидента на озере Хасан на Дальнем Востоке. Он тогда командовал Амурской военной флотилией и был под командованием у маршала В. К. Блюхера. Блюхер не разобрался в обстановке, запутался в указаниях Москвы, НКВД и собственном понимании, хуже того – определил свое понимание как главное, очевидно, потеряв ориентацию от сверхполноты власти, данной ему на Дальнем Востоке, был арестован и забит насмерть следователями на допросах в НКВД. А вот Октябрьский вел себя осторожно и не спешил, не торопился выполнять ничьих указаний, а оглядывался, осматривался и советовался. Подробностей нет, но есть абсолютные факты. Блюхер – забит до смерти, а Октябрьский получает назначение на должность командующего Черноморским флотом. Связь мучительных терзаний Октябрьского с налетом на Севастополь и событиями на Дальнем Востоке – это сюжет для отдельного романа, но для нашего случая имеет большое значение, забывать об этом нельзя, да и невозможно. И я при первой возможности постараюсь сделать на этом материале отдельный очерк».