Николай Непомнящий - 100 великих тайн Второй мировой

А Роммель? Когда он узнал о покушении, то возмутился, причем так энергично и неподдельно, что Ланг, хорошо знающий все особенности личности своего шефа, остался твердо убежден: он тут не замешан. Когда его посетил Клюге, Роммель сказал: «Безумие. Невероятно. Против фюрера! Этого никто не хотел».

Примерно в это же время Адольф Гитлер в своем бункере в Восточной Пруссии принимает Эрвина Кальтенбруннера, шефа имперской службы безопасности. Тот прибыл в бункер с сенсационным сообщением: в покушении замешаны Роммель и Клюге. Йодль записывает в своем дневнике: «17 часов. Гитлер еще читает письменное донесение о причастности фельдмаршалов к заговору, а Кальтенбруннер уже начинает зачитывать показания обер-лейтенанта Хофаккера, компрометирующие Роммеля и Клюге. Фюрер приказывает подыскать нового командующего Западным фронтом. Роммеля после его выздоровления уволить без всяких церемоний».

Трудно сказать, по какой именно причине Хофаккер в своих показаниях выворачивал наизнанку факты. Причем своих ближайших друзей и соратников – Шпейделя, Фалькенхаузена, Тойхерта он не выдал, но зато обоих фельдмаршалов просто-таки уничтожил своими показаниями.

Весь день 15 августа Клюге ходил с отрешенным видом. Он не знал истинных причин надвигавшейся на него немилости фюрера, поскольку не был виновен в том, в чем его уличали «правдивые показания» Хофаккера, и рассудил так: вероятнее всего, Гитлер уже нашел каналы для мирных переговоров с противником, и его, командующего Западным фронтом, он, конечно, уберет, как только для этого предоставится хоть малейшая возможность.

12 октября, после совещания, Гитлер поручил Кейтелю сопоставить показания Роммеля и Хофаккера. А кроме того, продиктовал письмо к Роммелю, которое, однако, подписал, как приказал ему Гитлер, сам Кейтель. Роммель приглашался к фюреру в том случае, если он чувствует себя невиновным в том, в чем уличает его Хофаккер. Между тем Хофаккер дал пространные показания, в которых утверждал, что Роммель обещал поддержать заговорщиков в случае, если покушение удастся.

Кейтель передал письмо и протоколы допросов Хофаккера, Шпейделя и Штюльпнагеля Бургдорфу, а на словах сказал, что в сложившейся ситуации «самоубийство предпочтительнее для фюрера» и холодно порекомендовал: для того, чтобы избежать лишнего шума в прямом и переносном смыслах этого слова, воспользоваться ядом.

В среду 13 октября Бургдорф и известный своей щепетильностью в вопросах чести генерал-лейтенант Эрнст Майзель выехали в Херлинген на маленьком «Опеле» из ворот рейхсканцелярии. Роммель, прогнав от себя тревожные предчувствия, составляет другой план – записывает, о чем необходимо непременно сказать Бургдорфу. И все же во время прогулки он говорит сыну: «Сегодня все решится – или ничего не случится, или мы уже не увидимся вечером».

Ровно в 12.00 у входной двери позвонили. Денщик Лойстль открыл. Вошли Бургдорф и Майзель, по-военному отдали честь. Фрау Роммель пригласила их пообедать. Они отказались, сославшись на важность поручения, с которым прибыли. Бургдорф спросил, может ли он поговорить с господином фельдмаршалом наедине. В штабной комнате-кабинете Бургдорф с порога заявил: «Вы обвиняетесь в пособничестве покушению на жизнь фюрера» и передал фельдмаршалу письмо Кейтеля, а также показания Хофаккера, Шпейделя и Штюльпнагеля.

Лицо Роммеля, и без того обезображенное раной, превратилось в одну сплошную маску боли. Мгновение он молчал. Потом сказал: «Так точно. Я должен был предвидеть последствия. Я забылся…» И еще спросил: «Фюрер знает об этом?» Бургдорф кивнул. Глаза фельдмаршала наполнились слезами, и Бургдорф попросил Майзеля оставить их на несколько минут наедине. И тогда он сказал Роммелю то, чего не было в письме. Если фельдмаршал предпримет самоубийство, репрессии к его родным не будут применяться, ну, и конечно, похороны у него будут по высшему разряду, а также прекрасный памятник на могиле. «Могу ли я уехать на вашей машине и воспользоваться пистолетом?» – только и спросил Роммель. «Мы привезли вам то, что действует в течение трех секунд», – ответил Бургдорф.

Роммель попросил разрешения попрощаться с женой, получил его и поднялся наверх, в спальню. «В течение ближайших пятнадцати минут я буду мертв, – сразу же сказал он ей. – Фюрер поставил меня перед выбором – отравиться или предстать перед «народным судом». Штюльпнагель, Шпейдель и Хофаккер дали компрометирующие меня показания. Кроме того, в списках Герделера я значился как кандидат в рейхспрезиденты».