Николай Непомнящий - 100 великих тайн Второй мировой

16 июля один из офицеров штаба 17-й воздушно-десантной дивизии обер-лейтенант Эльмар Варнинг спрашивает фельдмаршала: «Чего нам ожидать, когда все станет окончательно ясно?» Роммель ответил так: «Я могу вам кое-что сообщить на этот счет. Фельдмаршал фон Клюге и я выставили фюреру свой ультиматум, в котором заявили, что эту войну выиграть не удастся и, исходя из этого, надо принимать какое-то принципиальное решение». «Но что будет, если фюрер отклонит ваши требования?» – спросил молодой человек. «Тогда я приму на себя командование Западным фронтом, поскольку ситуация подсказывает нам еще одно важное решение: в случае продолжения войны мы должны способствовать тому, чтобы англичане и американцы оказались к Берлину ближе, чем русские». То же самое он дал понять военачальникам, находящимся непосредственно на линии фронта, что подтверждают многие, например, генерал Эбербах, командующий танковой группой «Запад». «Так дальше продолжаться не может», – сказал ему Роммель. Эбербах спросил: «Вы полагаете, противник пойдет на мирные переговоры, несмотря на то, что Гитлер все еще у власти?» Роммель опустил голову, потом глухо, словно каждое слово давалось ему ценой огромных усилий, произнес: «Я нуждаюсь в вашей поддержке».

На следующий день Роммель посетил 1-й танковый корпус СС. Здесь у него состоялся разговор с командующим корпусом генералом Зеппом Дитрихом, свидетелем которого был Гельмут Ланг. Дитрих, надо заметить, был известен своей преданностью фюреру. И вот этого-то человека с репутацией фанатика Роммель спрашивает напрямик: «Скажите, генерал, станете ли вы выполнять мои приказы, если они будут противоречить требованиям Гитлера?» Дитрих ответил так: «Вы – командующий, которому я непосредственно подчиняюсь. Я выполняю все ваши приказы». Дальше разговор шел с глазу на глаз. Уже сев в машину и отъехав порядочное расстояние, долго молчавший Роммель произнес, словно подводя итог каким-то размышлениям: «Дитрих на нашей стороне».

Когда «Хорьх» фельдмаршала подъезжал в Ливорно, они поняли, что несколько самолетов определенно собираются атаковать их автомобиль. В левую дверцу машины угодил снаряд. Осколки этого снаряда и куски разлетевшегося лобового стекла ранили Роммеля. Машина потеряла управление и врезалась в дерево. Голова Роммеля тяжело опустилась – он потерял сознание… Тремя часами позже, когда Шпейдель сообщил о случившемся Клюге, а тот разыскал врача, оказавшего помощь Роммелю, выяснилось, что у фельдмаршала перелом основания черепа и сильное сотрясение мозга, и для восстановления здоровья ему понадобится по меньшей мере полгода.

Наступило 20 июля. Покушение на Гитлера было спланировано на середину дня. Вскоре после 12.30 полковник Штауффенберг прибывает в «Волчье логово» – ставку Гитлера в Растенбурге. В портфеле у него бомба с часовым механизмом. Как только Штауффенберг прибыл в Берлин, он тут же позвонил сообщникам в Париж. Вскоре Клюге, который в это время находился в Ла Рош-Гийоне, сообщает своему начальнику штаба Блюментритту: «Господин генерал, в Берлине состоялся путч. Гитлер мертв». Около 16.30 Блюментритт дозвонился в Ла Рош-Гийон, но Шпейдель сообщил ему, что командующий уехал на фронт и вряд ли до вечера вернется.

В 18.15 вернулся Клюге. Шпейдель сообщил ему новости. Клюге ощутил растерянность – он не знал, отдавать ли приказ о прекращении боевых действий, которого ждали от него заговорщики. В замок начали стекаться противоречивые сообщения: в них то говорилось, что Гитлер мертв, то, что он жив. Хофаккер и Штюльпнагель настаивали на прекращении военных действий в Нормандии, но осторожный Клюге ответил им так: «Если эта свинья жива, мои руки связаны». В 20.40 ему позвонил генерал Вальтер Варлимонт и сообщил: «Фюрер совершенно здоров». Клюге положил телефонную трубку, спокойно повернулся к своим офицерам и сказал: «Да, мои господа, это было неудачное покушение». Хофаккер попросил тогда разрешения рассказать всем присутствующим обо всем, что предшествовало покушению. Клюге кивнул, выслушал его, и, не проронив ни слова, отошел на некоторое расстояние от всех остальных, как бы демонстрируя тем самым, что с этой минуты между ними появилась определенная дистанция. Штюльпнагелю стало ясно, что утверждение Хофаккера о том, что он ввел в курс дела Роммеля и Клюге, – ложь. Но он все же решил в этом удостовериться. «Я полагаю, – сказал он, – господин фельдмаршал осведомлен обо всем этом?» «Нет, – ответил Клюге, – я об этом понятия до сих пор не имел».