Евгений Гусляров - Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

В связи с этим любопытен приговор Комиссии военного суда по делу о дуэли между Пушкиным и Дантесом от 19 февраля 1937 года: «Комиссия военного суда, соображая всё вышеизложеннное, подтверждённое собственным признанием подсудимого поручика барона Геккерна (Дантес, как мы помним, был усыновлён нидерландским посланником в России, недоброй памяти, бароном Геккереном. – Е.Г. ), находит как его, так и камергера Пушкина виноватыми и в произведении строжайше запрещённого законами поединка, а Геккерена – и в причинении пистолетным выстрелом Пушкину раны, от которой он умер, приговорила подсудимого поручика Геккерна за такое преступное действие по силе 139 артикула воинского сухопутного устава и других под выпискою подведённых законов повесить …».

Было решено так же повесить и Пушкина, но за невозможностью исполнить приговор, это решение было отменено. Петровский устав о поединках действовал до самой революции.

Таким образом, Россия была единственной страной, где дуэли были запрещены под страхом смерти, и сам этот факт наложил на русскую дуэль особый отпечаток. Бесконечно увеличивался риск и так же бесконечно возрастала для отчаянных голов привлекательность такого рода выяснения отношений. Русская дуэль изначально пошла по пути ужесточения правил. Она никогда не была похожа на, пусть опасную, но все же игру и даже шутку, каковой для русского «дуэлиста» могла казаться французская, например, дуэль.

Специальных руководств по русской дуэли не было. Были отдельные выдающиеся знатоки неписанных дуэльных правил, к которым обращались в случае необходимости за разного рода разъяснениями и советами. У Пушкина в «Евгении Онегине» таким знатоком выступает некто Зарецкий. Кто мог быть прототипом этого циничного и безжалостного блюстителя правил? Возможно, Руфин Дорохов, известный бретёр и сорвиголова того времени, описанный в «Войне и мире» под именем Долохова, сосланный на Кавказ, консультировавший там секундантов Лермонтова и Мартынова. Одним из наиболее ценимых тогда знатоков, воплощением благородства и ходячей энциклопедией русской дуэли, был двоюродный дядя Михаила Лермонтова князь Алексей Монго-Столыпин. Один из современников пишет о нем так: «Я помню, что Монго-Столыпин, к которому, из уважения к его тонко понимаемому чувству чести, нередко обращались, чтобы он рассудил какой-либо щекотливый вопрос, возникший между молодыми противниками, – показывал мне привезённую им из-за границы книгу «Manuele di dueliste» или что-то в этом роде, В ней описаны были все правила, без соблюдения которых поединок не мог быть признан состоявшимся по всем правилам искусства».

Попробуем и мы заглянуть в правила дуэльных кодексов. Сейчас сделать это не просто. Надо списываться с крупными библиотеками. Ждать. В те времена. Которые мы описываем, всё было проще. Дуэльный кодекс графа Шатовиллара (в разработке этого кодекса участвовали представители ста самых родовитых французских аристократических фамилий), выпущенный впервые в 1836-ом году, был немедленно доставлен и переведён в России.

Однако он уже тогда не соответствовал ни духу, ни содержанию русской дуэли.

Французы стрелялись на тридцати шагах, расстояние громадное, попасть в цель из тяжёлых длинноствольных «дальнобойных» кюхенрайтеров практически было невозможно.

Русские же стрелялись порою на трех шагах.

Это когда обида была нанесена смертельная.

«Составители и блюстители европейских правил, – комментирует эти условия один из превосходных знатоков истории русской дуэли Я. Гордин, – думали, прежде всего, именно о демонстрации готовности участников поединка к риску, к бою. В европейской дуэли оставался смертельный риск, – но всё возможное было сделано для того, чтобы кровавый исход оказывался делом несчастного случая.

В русской дуэли всё обставлялось так, что именно бескровный вариант был делом счастливой случайности. Идея дуэли-возмездия, дуэли – противостояния государственной иерархии, тем более дуэли как мятежного акта, требовали максимальной жестокости.

Когда в николаевские времена оказались размытыми эти идеи, с ними одрябли и прежние представления о дуэли. Жестокость осталась. Ушёл высокий смысл…».

«Страшной особенностью русской дуэли, требовавшей от поединщика железного хладнокровия, было право сохранившего выстрел подозвать выстрелившего к барьеру и расстрелять на минимальном расстоянии. Поэтому-то дуэлянты высокого класса не стреляли первыми…».