Степан Злобин - Салават Юлаев

- Не будет плотины! - с еще большей уверенностью сказал Салават.

- Не будет плотины! - повторили, убежденные уверенностью Салавата, Ахтамьян и Бурнаш.

- Не будет плотины, раз говорит Салават! - воскликнул Кинзя, восхищенный другом.

- Ты, молодой старшина, и вы, старики, не сетуйте. Мы подневольные люди, посланцы, - сказали, уезжая, незваные гости. - А если случится беда, тогда на себя пеняйте! - заключили они. - Спасибо вам за угощение.

- Чтобы вам в брюхе мой бишбармак стал камнями, от шайтана посланцы! не выдержав роли, вспылил Салават.

Когда злые гости уехали, Салават с презрением поглядел на Кинзю.

- Твой отец нагадил в штаны, когда узнал, что приехали русские, упрекнул он друга. - Не надо. Я без него обойдусь!

Салават снял старшинскую саблю, халат и высокую шапку, но печать не давала ему покоя: в ней сила всего Шайтан-Кудейского юрта - сила племени. Слова, скрепленные юртовою печатью, становятся голосом целого юрта башкир.

Салават поставил печать на листке чистой бумаги. Это была ель на горе и река, а под ними - сабля.

Салават решил действовать сам.

- Если волков не бить, они станут средь белого дня забираться в деревню! - сказал он Кинзе. - Уж я им теперь напишу!..

Слова письма сами лились из горячего сердца.

"Ты, купец Твердышов, поступаешь бесчестно. Река наша, гора наша, лес наш, башкирский. Если не хочешь великой крови, то не вели своим людям строить на нашей земле. Мы никуда не снесем аула! Так говорят башкиры Шайтан-Кудейского юрта, так говорит батыр, натянувший лук Ш'гали-Ш'кмана", написал Салават.

Кинзя прочел письмо.

- Надо было писать: "Ты, нечистый купец Твердышов..." - подсказал он.

Салават добавил слово "нечистый".

- Еще надо сказать: "Если ты, собака, не хочешь великой крови..." советовал добавить Кинзя.

Салават согласился и с этим. Они вписали также слова о метких башкирских стрелах, тяжелых сукмарах...

Хамит поскакал с бумагой на стройку и отдал ее самому мастеру-немцу для Твердышова.

На другое утро они все втроем отправились к месту стройки, смотреть, прекратились ли на реке работы. Но русские продолжали рубить лес, копать и возить землю, тесать колья. Над местом стройки стояли крики, удары топора, звучала русская песня.

- Наверное, немец еще не поспел отдать бумагу хозяину, - решили друзья.

Они приехали снова дня через три. Продолжалось все то же, только у самого берега в дно реки рабочие начали заколачивать сваи.

- Говорят, Твердышов в Петербурге живет, где царица. Может, туда и письмо послали?! - сказал Салават.

Его друзья согласились.

Слух о том, как Салават за старшину принимал русских, летел с кочевки на кочевку между шайтан-кудейских башкир. Рассказ о его смелом и дерзком письме полетел вслед за первым слухом.

Писарь Бухаир примчался на кочевье Юлая.

- Ты что тут наделал?! - напал он на Салавата. - Из-за зимовки Юлая ты хочешь поссорить весь юрт с Твердышовым. За аул твоего отца нам всем пропадать?! Как ты, пустая твоя голова, поставил тамгу{99} старшины на такую бумагу?! Русские схватят теперь старшину и меня, скажут, что мы им великой кровью грозились! Отдай мне печать!..

- Атай никому не велел ее отдавать. Пока нет дома отца, я старшина! твердо сказал Салават.

Бухаир засмеялся.

- Попадет старшине за то, что малайке оставил свою тамгу. Юртовая тамга не игрушка! Теперь Юлая посадят в тюрьму. Из Исецка домой не пустят!

- А ты чему рад?! - взъелся на писаря Салават. - Сегодня водой затопят аул моего отца, а назавтра - аул твоего отца. Если не быть с ними смелым, то все потеряем! Ты заяц!

Однако после отъезда писаря Салават затосковал: неужто же вправду он сам погубил отца?!

Но не прошло и недели, как Юлай возвратился домой. Он был угнетен. Чиновник кричал на него, как на мальчишку, он сказал, что Юлай столько раз продавал понемногу свои земли, что теперь уже и сам не поймет, где земля его, а где Твердышова, и лучше без всяких раздоров продать купцу уж сразу все земли, которые входят клином в его владения. "А вашу зимовку можно построить на новом месте", - сказал чиновник.

- Ведь как сказать - клин. Клин-то выходит велик. Больше всей земли клин-то! - бормотал Юлай, озадаченный тем, что вместо поддержки своей справедливой жалобы он натолкнулся на такой бесстыдный отпор.

Ему все стало понятно только тогда, когда у ворот канцелярии он встретил заводского приказчика-татарина, который приезжал к нему по поводу продажи земли и с той самой шкатулкой. Ясно стало, что татарин привез большие подарки чиновнику.