Степан Злобин - Салават Юлаев

- Атай, карагуш! - крикнул он, почти вырвал из рук Юлая лук и наложил стрелу. От напряжения он почувствовал боль в левой лопатке, разодранной медведем, разозлился и побледнел.

Все замерли на поляне у коша Юлая.

Орел, как бы дразня охотника, на мгновение застыл в воздухе, распластав крылья, и в тот же миг тетива непокорного дедовского лука тенькнула, оперенная стрела с резким свистом взвилась в небо и насмерть сразила птицу.

- На! - крикнул стрелок, подавая отцу лук. - На! Я - малайка!

И Салават бросился прочь. Не слыша криков похвал и удивления, он скрылся в кустарнике возле реки.

Он забрался в ивовую чащу и не вылез даже для того, чтобы взглянуть на скачки, борьбу и бег. Спина от сильного напряжения разболелась.

Когда кончился день и у кошей в степи горели костры, от которых слышались пение и музыка, Салават вылез из своего убежища и в сумерках сел у реки с новым, только что вырезанным из камыша кураем. Отдавшись нежным звукам курая, Салават не слышал, как за его спиной появился отец. Юлай стоял недвижно, боясь спугнуть песню. Наконец он присел рядом с сыном.

Заметив отца, Салават прекратил игру.

- Играй, играй - поощрил старшина.

Салават поднес было курай снова к губам, но взглянул на отца и опустил.

- Ну, играй, играй, - настойчиво повторил отец.

- Не пристало почтенного старшину беспокоить мальчишеской пискотней на дудке! - с насмешливой почтительностью, дерзко сказал Салават.

Но Юлай не обиделся.

- Ты натянул лук Ш'гали-Ш'кмана! - серьезно сказал он.

Удовлетворенный недоговоренным признанием отца, которое для него прозвучало как просьба об извинении, Салават приложил курай в уголок рта, и тихий, задумчивый звук опять полился из сухой камышинки. Юлай молча слушал, дружески сидя плечо к плечу с сыном.

- У кого присмотрел невесту? - душевно спросил он, пользуясь паузой, когда Салават, окончив один мотив, еще не успел перейти к другому.

- У Рысабая, - буркнул Салават, охваченный снова смущением.

- Сестру Бухаирки? Сказать ведь, неплохо надумал: пора уже нам с Рысабаем мириться. Сватами станем - и лиха меж нами не будет, - ответил Юлай, но вдруг спохватился: - Постой, Салават, ведь ее за Юнуса отдать хотели. Сказали, Юнус уже калым притащил!

- У ханов и то отбивают невест, - запальчиво возразил Салават. - Сам говоришь, что твой сын натянул богатырский лук!

- Так-то так, да тут уж не мир ведь придет, а вражда... Уж лучше я сам попытаю дело уладить: пошлем сватов, а Юнусу скажу, что калым с лихвою заплатим... Добром-то лучше ведь, значит!

Салават промолчал и снова взялся за курай.

Получив разрешение отца на женитьбу, Салават был захвачен этой новой заботой. Прежде всего рассказал об этом своим друзьям - Кинзе и Хамиту.

Услышав от Салавата, что старшина ему разрешил жениться, друзья смотрели на него с еще большим почтением.

Кинзя, почасту бывавший вместе с отцом в гостях у Рысабая, уже целый год в смущении посматривал на озорную, живую сестренку писаря. Амина ему нравилась, и толстяк часто думал о том, что пройдет год-другой - и мулла разрешит ему взять ее в жены. Сватовство к Амине Юнуса было внезапно для Кинзи.

Сорокалетний богатый Юнус, владелец больших табунов и многих тысяч овец, женатый на двух женах, отец десятка детей, старшие из которых были сами женаты, Юнус не мог представляться Кинзе соперником: толстый, пузатый, с красной складчатой шеей, с висячими реденькими усами и ярким румянцем на лоснящихся щеках, всегда довольный собою, хвастливый Юнус не упускал никогда случая посмеяться над прожорливостью и преждевременной полнотою Кинзи. Злые шутки его возбуждали веселый смех окружающих, а Кинзя ненавидел его, пыхтел и краснел, но не смел огрызаться на взрослого злого насмешника. Зная, что каждый раз в доме у Рысабая он встретит Юнуса, Кинзя отказался бы от поездок с отцом к Рысабаю, но мысль о том, что там он увидит смешливую черноглазку, младшую дочь старика Рысабая, снова влекла Кинзю в гости к отцу юртового писаря. Сватовство Юнуса было для толстяка такою обидой, словно он уже просватал Амину за себя, а Юнус ее отнял... Потому, когда он услышал от Салавата, что тот решил перебить у Юнуса невесту, он так был увлечен этим планом мести, что позабыл о своей влюбленности и о своих мечтах о женитьбе на дочери Рысабая.

Дня через три Кинзя прискакал к Салавату, едва верхушки окрестных гор озолотились утренним блеском зари. Он рассказал, что мулла, по просьбе старшины, говорил с Рысабаем, но тот ответил, что никогда не обидит верного друга Юнуса, не предпочтет его никакому малайке; он сказал, что если бы даже и сам старшина Юлай хотел взять его дочь не для сына, а для себя, и тогда бы он не нарушил слово, которое дал Юнусу.