Олег Гончаренко - Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920–1970 гг.

Но не театром единым были живы галлиполийцы. Полноценный богослужебный цикл, прилежно посещаемый чинами корпуса, начался там сразу после того, как греческий митрополит Константин предоставил армейскому духовенству один из местных храмов для отправления православных служб, призвав греческую паству оказывать посильную помощь русским. Со временем, усилиями чинов армии, стали строиться походные церкви и в иных местах расположения русских частей. Прихожанин одной из них вспоминал на склоне лет: «Из готового материала для них были только бараки, а все остальное делалось самым примитивным образом из консервных банок. Богослужебные книги и иконы писались и рисовались на местах. Так, икона Божьей Матери в церкви Корниловского ударного полка написана сестрой милосердия Левитовой» [52].

Вместе с этим у офицеров, подавляющего большинства солдат и казаков не исчез боевой дух, и крымский исход, казалось, не сломил общей уверенности в том, что война против большевиков когда-нибудь непременно продолжится. Но какие формы она примет и кто станет союзником армии Врангеля, должно было показать время. В Галлиполи случалось и такое, что измученные, уязвленные скудностью провианта и отсутствием какой-либо действенной помощи по обустройству русского лагеря союзников во время константинопольского карантина, чины Русской армии роптали. Да и сам барон Врангель по ряду косвенных признаков, понял, что его переговоры о долговременных и качественных поставках воды и продовольствия будут нелегкими из-за стремления нажиться на снабжении его армии иностранных поставщиков, использующих административные рычаги в лице французского командования для давления на заказчика. Сами же армии союзных государств и Франции, в частности, не могли действенно помогать русским, ибо, как и другие государственные институты, напрямую зависели от военных бюджетов собственных стран. Пошатнувшаяся европейская экономика требовала срочных финансовых вливаний в ряд производственных отраслей, что частично осуществлялось социалистами во Франции за счет сокращения расходов на армию. Отчасти это было вполне понятно, ведь нужно было спешно латать дыры, нанесенные войной различным сферам экономики страны, но важно помнить и то, что оставленная в стороне Россия, вынесшая в этой войне основную её тяжесть, была бесцеремонно отодвинута от своей доли контрибуций и репараций, что выплачивали союзным государствам побежденные страны. Послевоенная Европа старалась поскорее восполнить понесенные ей военные расходы за счет всех любых возможностей и обычно щепетильные в части прав человека европейцы не погнушались торговым договором с большевиками, который Великобритания поспешила заключить, разумеется, прежде всего, из соображений экономических выгод.

Весь мир, казалось, поставил точку на внутренней войне, гремевшей в России на протяжении трех лет, и с победой большевиков изгнанная армия Врангеля не только теряла свой status quo , но и уходила в небытие, как проигравшая политическая сила. Оставаясь наедине с серьезными проблемами в области снабжения, управления её людскими ресурсами и, наконец, её предназначения, небольшая врангелевская армия могла быть востребована только по прямому назначению: в войне. В иных обстоятельствах, люди, её составляющие, неизбежно становились политическими беженцами, имеющими лишь два выхода: возвращение на родину и сдачу на милость победителей, или терпеливое ожидание решения собственной судьбы за границей с участием союзного командования. Врангелю и его забытой армии была срочно нужна яркая политическая акция, чтобы заявить о себе, заставив весь мир заговорить о «русской проблеме», непонятной большинству европейцев, и тем более губительной для десятков тысяч эмигрантов, томившихся в неизвестности.

Кризис долготерпения, выразившийся у многих чинов армии в давящее отчаяние, и тяжелые условия жизни повлияли на решение многих офицеров 1-го армейского корпуса в Галлиполи подать рапорты об оставлении службы и отъезде из Турции. Некоторые отправлялись в Америку, а другие, поддавшись на медоточивые заверения о братском прощении всех воевавших против большевиков, методично раздававшиеся советским консульством в Константинополе, приняли решение вернуться в РСФСР. «Приказ по корпусу не противился этому (возвращению в Советскую Россию. – Примеч. авт .) и только дал определенный срок, после которого уходящие люди считались преступниками» [53]. Ностальгия и туманность будущего были не единственными мотивами ухода, и армию оставляли по самым разнообразным причинам. С иными из отъезжавших солдат и офицеров однополчане искренне прощались и еще долго вспоминали потом; память о других быстро улетучивалась, и их скоро забывали. Так или иначе, именно в Галлиполи, на Лемносе и в Бизерте дороги бывших соратников по Гражданской войне неумолимо расходились. Однако, согласно, статистике, приводимой исследователями исхода, из прибывших в Галлиполи 26 590 человек армию покинула лишь одна седьмая ее личного состава – 4650 человек солдат и офицеров.