Виктор Кобылин - Император Николай II и заговор генералов

Молодая Царица незаслуженно была обвинена в снобизме, чего на самом деле, конечно, не было. Ей приписывалась надменность, а на самом деле это было чувство собственного царского достоинства. Она была подлинной Императрицей, в лучшем смысле этого слова, как в свое время была подлинной Королевой Мария-Антуанетта. И одну и другую роковым образом постигла одна и та же судьба. К прискорбию нужно отметить, что Императрица Мария Федоровна не старалась помочь своей невестке разобраться во всей сложности отношений в новой для Нее обстановке и всячески старалась оставаться на ролях царствующей Императрицы. Император Николай II все это близко принимал к сердцу и это не улучшало отношений между Двором и обществом. Молодая Государыня не заслуживала такого отношения к себе, так как Она была на голову выше как и всего придворного окружения, так и многих членов Императорской Фамилии. Очень немногие знали, что у молодой Государыни была хроническая болезнь (воспаление седалищного нерва), которая причиняла Ей часто сильные боли и заставляла Ее на приемах ограничиваться формальной частью и скорее удаляться во внутренние покои. Впоследствии у Государыни начала развиваться и серьезная сердечная болезнь, которая приковывала Ее большую часть дня к кушетке. В домашней обстановке Государыня совершенно менялась. К людям, находившимся в Ее личном услужении, Она относилась внимательно и ласково, заботливо входила в нужды Ее окружающих. Няня Наследника Цесаревича Вешнякова называла Государыню святой женщиной.

В своем очень интересном очерке «Памяти последнего Царя» Архимандрит Константин пишет о двух сановниках Российской Империи, Владимире Гурко и С. Сазонове, в очень лестных для них выражениях. О первом Архимандрит Константин пишет: «Показательна в этом отношении честная и умная книжка В.И. Гурко “Царь и Царица” [4]. Автор ее – один из лучших сынов ушедшей России, один из столпов ее государственного строительства. Человек редкого ума и исключительного образования, он был украшением сановной русской бюрократии». Позволю себе не согласиться с мнением глубокоуважаемого автора цитируемого очерка. Уже сам Архимандрит Константин на стр. 14 пишет о Гурко: «Но, высоко расценивая моральный облик Царя, Гурко не находит ключа к пониманию Его личности…» В плане государственном и для Гурко Царь – «маленький» человек, не стоящий на уровне задач, ставившихся Ему действительностью! По мнению Гурко, Царю вообще была чужда широкая картина – он был «миниатюристом», «способным осознавать только детали». Архимандрит Константин пишет о Гурко, что «пав жертвой интриги, он оказался при проведении реформы (земельной реформы Столыпина. – В. К.) в жизнь, обреченным на относительное бездействие, но не озлобился и не превратился в будирующего оппозиционера». Так ли это? Действительно ли все эти Гурко, Сазоновы, Наумовы были на высоте и во время своей деятельности до революции в России, и в своих высказываниях в воспоминаниях, вышедших уже за рубежом? Позже я коснусь вопроса о Сазонове в связи с высказываниями о нем и Архимандрита Константина, и других его современников. Я заговорил о Владимире Гурко, позже я буду говорить о его брате – генерале Василии Гурко и его «вкладе» в февральскую революцию. Гурко не озлобился, пишет Архимандрит Константин. Я сейчас процитирую выдержки из его «честной» книжки, где он говорит о Государыне: «Императрица Александра Федоровна, представлявшимся Ей дамам, в том числе и пожилым, протягивала руку для целования прямо к губам, что у многих порождало возмущение. Недовольные говорили: “Императрица Мария Федоровна, пользующаяся всеобщими симпатиями, неизменно старается, невзирая на свой возраст, не допускать дам до целования своей руки, а вчерашняя принцесса захудалого немецкого княжества, где даже умерших хоронят стоя, иначе они окажутся за пределами своей родины, демонстративно на этом настаивает”.

Дальше, описывая внешность Государыни, которая была на редкость красивой женщиной, Гурко пишет: «Не привлекала к тому же симпатий и наружность Государыни. В красивых, правильных чертах Ее лица, определенно германского типа, не сказывалась порывистая страстность Ее натуры, в них отражалась величавая флегматичность. Впрочем, с годами и на этом лице можно было заметить перемену: опущенные углы рта, – вероятно, следствие пережитых разочарований в людях и накопившейся в душе горечи, – сообщили чертам Императрицы еще большую холодность и даже оттенок презрительности».