Виктор Кобылин - Император Николай II и заговор генералов

Приближаясь к пику материального благополучия накануне Великой войны 1914–1918 годов, Россия начала все более обнаруживать явные признаки духовного упадка общества, проявившегося, прежде всего, в легкомысленном отношении правящих классов и дворянства к религиозному смыслу самодержавия. Навязчивая идея русской интеллигенции стать частью «цивилизованной» Европы, быть ею признанной и сподобиться сомнительной похвалы ее незаметно подвела российское общество к последней черте упадка.

Даже Св. Синод Православной Российской Церкви перестал сознавать важный духовный смысл православного самодержавия, и в церковной среде стали бурно расти антимонархические настроения еще с началом войны, разразившейся летом 1914 года. Самый непредвзятый анализ действий Синода, предпринятых в смутные дни февраля – марта 1917-го, заставляет поразиться беспечностью позиции Православной Российской Церкви в отношении верховной власти Государя.

В дни государственного кризиса и возникшей угрозы крупных социальных беспорядков члены Св. Синода взирали на происходящее по меньшей мере с поразительным равнодушием. В первые дни после отречения Государя, как вспоминал протопресвитер военного и морского духовенства о. Г. Шавельский, в Синоде «царил покой кладбища». Синодальные архиереи вели текущую работу, занимаясь, главным образом, решением различных бракоразводных и пенсионных дел. За этим на первый взгляд необъяснимым молчанием большинства иерархов скрывались их антимонархические настроения.

Бездействие и даже отстраненность проявлялись в отсутствие всякой реакции некоторых членов Синода на поступавшие к ним письменные обращения и петиции в защиту самодержавия, направляемые подданными Его Величества, среди которых было немало государственных чиновников, озабоченных происходящим в стране.

2 марта 1917 года синодальные архиереи частным образом собирались в покоях Московского митрополита. Члены Синода признали необходимым немедленно войти в сношение с Исполнительным комитетом Государственной Думы. На основании этого можно утверждать, что Св. Синод Православной Российской Церкви де факто признал Временное правительство еще до отречения Николая II от престола. Необъяснимым с точки зрения здравого смысла было и торжественное заседание Св. Синода, состоявшееся сразу после свержения Государя – 4 марта 1917 года. На нем председательствовал уже известный нам митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) и новый синодальный обер-прокурор В.Н. Львов, назначенный на эту должность Временным правительством. Без всякого видимого принуждения и, надо полагать, вполне искренне митрополит Владимир и члены Синода выражали искреннюю радость по поводу наступившей «новой эры в жизни Православной Церкви».

На следующий день, 5 марта 1917 года, Синод распорядился, чтобы во всех церквях Петроградской епархии многолетие Царствующему Дому «отныне не провозглашалось», а 6 марта 1917 года митрополит Киевский Владимир поспешил направить от своего имени по всем епархиям телеграммы. Они содержали распоряжение о том, что «моления следует возносить за Богохранимую Державу Российскую и Благоверное Временное правительство Ея».

Российское же правительство, которое должно было бы ясно сознавать опасность общественного крена идей, не только не предприняло никаких мер к обузданию грядущей смуты, но легко самоустранилось от участия в защите интересов страны. «В 10 лет “Государственная” Дума промотала все, что князья Киевские, Цари Московские и Императоры Петербургские, а также сослуживцы их доблестные накапливали и скопили за тысячу лет», – обобщал словно бы в послесловии к истории погибшей империи философ Василий Васильевич Розанов весной 1918 года.

В свете этих исторических событий становится понятным тяга новых поколений историков и публицистов русской эмиграции обобщить знания, разделить мифы и события реальные и установить, быть может, более значимые причины «февраля 1917-го». Отдельная линия книги, вынесенная в ее заголовок, – тема взаимоотношений начальника штаба главнокомандующего, Свиты Его Величества генерала от инфантерии М.В. Алексеева и Государя. Для этого важным представляется понимание значения и роли лиц Свиты, по Высочайшему указу зачислявшихся туда в качестве знака особой монаршей милости, а следовательно, и личного доверия Государя. Бесспорно, трудолюбивый и талантливый в штабной работе Алексеев имел на подобную привилегию все права, однако, по мнению автора, да и вообще объективно, именно он стал центральной фигурой грядущего государственного переворота, на котором сошлись многие, если не все, линии заговора.

Читать дальше