Дмитрий Володихин - Митрополит Филипп и Иван Грозный

Открыто поддержал Филиппа только Герман, архиепископ Казанский. Но если бы даже Филипп остался в полном одиночестве, то не отступил бы.

Иван Васильевич, видя такое двоемыслие среди высших иерархов Церкви, отнюдь не склонился к милосердию. Напротив, ярость его только усилилась. Автор Жития дал происходящему емкую формулировку: «И был царь гневен на святого».

Не получив благословения, Иван Васильевич все же провел запланированные изменения в управленческом аппарате опричнины и обосновался в Александровской слободе. От жестоких массовых репрессий царь также не отказался, они продолжались на протяжении всего 1568 года.

«Разделение царства» произошло.

Но благодаря твердости митрополита Филиппа Церковь вышла из сложной ситуации, не замаравшись опричным действом. А значит, в русском народе сохранилась духовная крепость. Соблазны мирского возвышения, поколебав ее, все же не разрушили.

И царь, и митрополит продолжали стоять на своем. А значит, конфликт их мог только углубляться.

Иван Грозный отправился в Александровскую слободу – обживаться всерьез, делать из нее реальный административный центр.

Прошло «довольно времени» с тех пор, как закончился декабрьский Собор 1567 года. Иван Васильевич явился из Александровской слободы в Москву в окружении опричного воинства. Государь с опричниками зашел в Успенский собор, где служил тогда митрополит Филипп. Некоторые так и зашли – с обнаженным оружием в руках. Митрополит, видя такое «свирепство» и нимало не убоявшись его, произнес проповедь, где звучали прямые укоризны в адрес царя – в отличие от прежних мягких увещеваний.

Молва о походах царя с опричными отрядами по имениям Федорова-Челяднина и о блудных «подвигах», как видно, открыла Филиппу немало печального. Он сказал, что государь естеством подобен человеку, а «властью сана» – Богу, поскольку выше той власти на земле ничего нет. Как и всякому смертному, не следует ему «возноситься», но как Богу, неуместно ему гневаться. Филипп обратился к Ивану Васильевичу с просьбой отставить «многолетное… к миру негодование напрасное». Иными словами, он выразил сомнение в том, что среди земцев действительно существует какой-то заговор; если же и существует, напрасно царь переносит свое «негодование» с небольшого количества его участников на русский православный «мир». Далее прозвучали слова горькие, но правдивые: «Воистину тот сможет называть себя властелином, кто владеет собой и не подвержен рабству со стороны нелепой похоти. Имея в помощниках непобедимого самодержца – благоверный ум, он побеждает всетомительную похоть оружием целомудрия! Не бывало того ни у нас при твоих предках, ни у других народов, чтобы благочестивый царь возмущал собственную державу!»

Такого Иван Васильевич не ожидал. Между ним и отважным митрополитом произошел диалог, полный трагизма. Государь рокотал, будто девятый вал, налетающий на скалу:

– Что тебе, чернецу, за дело до наших царских советов? Или ты не знаешь, что меня мои же хотят поглотить?

Митрополит, которого обозвали «чернецом», спокойно отстаивает достоинство собственного сана:

– Я для Христа чернец. А для тебя, благочестивого царя, по твоему царскому изволению, а более того – по Заповеди Христовой, отец и учитель. И мы вместе с тобой должны иметь попечение о православии – как Божьи слуги.

Царь едва удерживает себя от впадения в неистовство. Его артистическая натура не терпит, когда кто-то публично выступает с укорами. Это воспринимается Иваном Васильевичем так, как может оперная прима воспринять неодобрительные слова критика, поднявшегося на сцену после бенефисного спектакля. Сжав зубы, он цедит:

– Единственный раз говорю тебе, владыка, умолкни об этом. А меня на это дело благослови по моему изволению.

Но Филипп вновь отказывает государю в благословении – при всей свите:

– Ни-ни. Никак не могу благословить тебя на такое. Мы, государь, тебе не изменники. Но суд сотвори праведен и истинен, а клеветников сыщи и обличи. Тех, кто советует тебе неправедное, оторви от себя, как гнилой уд, и людей своих устрой в соединении.

Иван Грозный теряет над собой контроль и кричит:

– Филипп! Не прекословь державе нашей! Да не постигнет тебя мой гнев, или сан оставь!

Филипп отвечает в непоколебимом покое, но с прохладой в голосе:

– Благочестивый царь! Я получил свою власть, не прося об этом. Я не отправлял к тебе ходатаев ради нее и никому не давал за нее мзды. Зачем ты лишил меня пустыни и отцов, если решил нарушать каноны? Делай что хочешь. Мне же, столкнувшись с испытанием, не подобает ослабевать.