Александр Клинге - Кто выиграл Вторую мировую войну?

Большое место на переговорах занимали проблемы послевоенного урегулирования в Восточной Европе. Самым больным, как и ожидалось, был польский вопрос. «Для русских, – заявил Сталин, – вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи. Вопросом безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства. Дело не только в том, что Польша – пограничная с нами страна. Это, конечно, имеет значение, но суть проблемы гораздо глубже. На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. Достаточно вспомнить хотя бы последние тридцать лет: в течение этого периода немцы два раза прошли через Польшу, чтобы атаковать нашу страну. Почему враги до сих пор так легко проходили через Польшу? Прежде всего потому, что Польша была слаба. Польский коридор не может быть… закрыт только изнутри собственными силами Польши. Для этого нужно, чтобы Польша была сильна. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства».

Рузвельт и Черчилль в общем и целом согласились с этим тезисом. Тем не менее они пытались торговаться со Сталиным по вопросу о восточной границе Польши. В частности, Черчилль настаивал на том, чтобы Львов остался в составе польского государства. Сталин, однако, был непреклонен: граница должна пройти по «линии Керзона», которая является этнической границей Польши. «Что же вы, хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо», – убеждал Сталин своих партнеров по переговорам. Вторым камнем преткновения стал вопрос польского правительства. Черчилль настаивал на том, что ПКНО представляет не более трети польского населения и попытка сделать его полноценным правительством Польши приведет к гражданской войне в стране. Сталин парировал – «лондонские поляки» вообще не представляют никого, кроме самих себя. В итоге было принято компромиссное решение создать новое польское правительство «на широкой демократической основе», то есть с участием представителей как эмигрантов, так и ПКНО. Итоговое решение было сформулировано следующим образом:

«Мы вновь подтвердили наше общее желание видеть установленной сильную, свободную, независимую и демократическую Польшу, и в результате наших переговоров мы согласились об условиях, на которых новое временное польское правительство Национального Единства будет сформировано таким путем, чтобы получить признание со стороны трех главных держав.

Достигнуто следующее соглашение: новое положение создалось в Польше в результате полного освобождения западной части Польши. Действующее ныне в Польше временное правительство должно быть поэтому реорганизовано на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы. Это новое правительство должно затем называться Польским Временным правительством Национального единства. (…)

Главы трех правительств считают, что восточная граница Польши должна идти вдоль линии Керзона с отступлением от нее в некоторых районах от пяти до восьми километров в пользу Польши. Главы трех правительств признают, что Польша должна получить существенное приращение территории на севере и на западе. Они считают, что по вопросу о размере этих приращений в надлежащее время будет спрошено мнение нового польского правительства Национального Единства и что вслед за тем окончательное определение западной границы Польши будет отложено до мирной конференции».

По поводу остальных стран Восточной Европы не было подписано никаких четких соглашений. «Декларация об освобожденной Европе» была весьма расплывчатым документом с предельно общими формулировками. Однако по сути и Рузвельт, и Черчилль согласились с доминированием СССР в Восточной Европе. Сталин, в свою очередь, подтвердил свои обещания не вмешиваться в вопросы, касающиеся Югославии и Греции.

Уже потом, в годы «холодной войны», «Ялта» стала на Западе синонимом неоправданно больших уступок Москве. Уже покойного к тому моменту Рузвельта и еще живого Черчилля обвиняли в том, что они пошли на поводу у Сталина, допустив, что государства Восточной Европы оказались в «коммунистическом рабстве». Критики Ялтинских соглашений, однако, не задавали себе простого вопроса: а была ли у Черчилля и Рузвельта возможность не согласиться? И что они могли сделать в ситуации, когда советские войска уже контролировали те территории, о которых шла речь? На дворе был не конец 1941-го, а начало 1945 года. Теперь уже Сталин мог вести переговоры с позиции силы. В своих мемуарах Черчилль, отвечая критикам, писал: